Зеленый Марс - Ким Стэнли Робинсон

Майя Катарина Тойтовна встала в дурном расположении духа, встревоженная сном, который она намеренно забыла, как только скатилась с постели. Сны были опасны, поэтому она и этот сразу же начисто смыла из собственной памяти, словно поработав там водометом. Она оделась, повернувшись спиной к маленькому зеркалу над раковиной, и поспешно вышла в коридор.

Спустившись по лестнице, которая вела в общую столовую, Майя осмотрелась по сторонам. Весь Сабиси был построен в узнаваемом марсианско-японском стиле, а дома в ее квартале вообще походили на сад камней: сосны росли на мшистой земле между полированными розовыми валунами. Майя хмыкнула – она считала эту аскетичную красоту неприятной. То был своего рода упрек ее морщинам.

Майя попыталась прогнать тоскливые мысли и потому сосредоточилась на завтраке. Мертвая скука повседневной рутины. За соседним столиком Влад, Урсула и Марина разделяли трапезу с какими-то иссеями: те брили головы и в своих рабочих комбинезонах смахивали на буддийских монахов. Один из них включил крохотный экран, висящий над столом, и началось земное новостное шоу, наднациональная передача из Москвы, имеющая такое же отношение к реальности, как некогда газета «Правда». Некоторые вещи не меняются. Майя прислушалась: транслировалась англоязычная версия, английский язык диктора был лучше ее собственного, даже после стольких лет.

– А теперь последние новости на сегодня, пятое августа 2114 года…

Майя окаменела на стуле. Они находились в Сабиси, было LS = 2460, что очень близко к перигелию. У них сейчас 4 день второго ноября: короткие дни, ночи немного теплее в их сорок четвертый М-год. Майя понятия не имела, какая дата наступила на Земле, хотя, в принципе, ей было наплевать…

Но там сейчас был день ее рождения. Ей стукнуло – пришлось считать… да, конечно, ей сегодня стукнуло сто тридцать.

Чувствуя тошноту, она нахмурилась. Швырнула на тарелку недоеденный круассан, недовольно уставившись на него. Мысли рвались, как спорхнувшие с дерева птицы, – она не могла отследить их и поэтому почувствовала опустошенность. Что вообще означает этот ужасающий неестественный возраст? Почему они включили экран именно сейчас?

Она посмотрела на круассан, принявший вдруг зловещий вид, резко отодвинула стул и вышла на улицу – в тусклый свет осени.

Теперь она шагала по широкому главному бульвару старого квартала Сабиси, зеленому от уличной травы, красному от пышных канадских кленов. Высокое дерево заслонило низкое солнце, и листва вспыхнула алым. Майя пересекла площадь и, выбравшись за пределы квартала, обнаружила Илью Зудова. Он играл в кегли с маленькой девочкой, возможно, пра-пра-правнучкой Мэри Данкел. В Сабиси жили многие из первой сотни. Да, Сабиси превратился в их личный «полусвет», они отлично вписались в местную экономику и милые кварталы с уютными офисами, где швейцарцы выдавали им фальшивые документы. Все было на удивление убедительным и позволяло им перебраться на поверхность. Хотя они уже не прибегали к услугам пластических хирургов, которые преобразили Сакса, поскольку возраст и так все сделал за них. Они стали неузнаваемы. Майя могла гулять по улицам Сабиси, и люди видели только древнюю старуху, одну из многих. Если бы ее остановили спецслужбы Временного Правительства, они распознали бы ее как Людмилу Новосибирскую. Ну и что с того?

Майя ускорила шаг, пытаясь сбежать от себя. С северной оконечности купола виднелась громадная каменная насыпь, извлеченная из мохола Сабиси. Она образовывала длинный синусоидальный холм, рвущийся к самому горизонту через криволесье Тиррены. Насыпь была спроектирована таким образом, что сверху она походила на гигантского дракона, вцепившегося когтями в яйца городских куполов. В затененной расселине, которая пересекала насыпь, как раз и находился один из его когтей. Солнце светило, как серебряный драконий глаз, нагло уставившийся на Марс.

На запястье раздался сигнал, и она раздраженно приняла вызов.

– Саксифрейдж здесь, – сказала Марина. – Мы собираемся встретиться в западном саду камней через час.

– Я буду там, – буркнула Майя и разорвала соединение.

Предстоял тот еще денек! Она направилась на запад и пошла вдоль городского периметра, рассеянная и подавленная. Сто тридцать лет. В Грузии, на берегу Черного моря, были абхазцы, которые, говорят, жили столько же без терапии. Что ж, вполне возможно. Антивозрастная терапия распространилась на Земле лишь частично, следуя за изобарами денег и власти, а абхазцы всегда были бедны… но зато счастливы. Она хотела вспомнить, на что была похожа Грузия, там, где Кавказские горы встречались с Черным морем. Сухуми, так назывался город. Ей казалось, что она гостила в Сухуми в юности, ведь ее отец был грузином. Но в сознании не возникало ни единого образа. На самом деле она едва ли могла вспомнить хоть что-то на Земле: Москву, Байконур, вид с Нового Мира. В конце концов, перед ней возникло лицо матери. Та стояла за противоположным концом кухонного стола и горько смеялась. Она гладила или готовила… Майя помнила этот случай, поскольку вызывала его в памяти, когда ей бывало грустно. Но реальные образы… Ее мать умерла за десять лет до того, как терапия стала доступна, иначе она могла бы быть до сих пор жива. Ей исполнилось бы сто пятьдесят лет, совсем не ирреальный возраст. Современный возрастной потолок приближался к ста семидесяти годам и постоянно поднимался, словно он вообще никогда не остановится. Люди умирали от несчастных случаев, редких заболеваний да врачебных ошибок. А еще от убийств и самоубийств.

Она добралась до западного сада камней, даже не заметив аккуратные узкие улочки кварталов Сабиси. Вот к чему приходят старики – не помнят только что произошедшего, поскольку не придают ему значения. Память теряется раньше, чем обретается, пожилые люди сильно сфокусированы на прошлом.

Влад, Урсула, Марина и Сакс сидели на парковой скамейке напротив первых домов Сабиси, которые не пустовали. По крайней мере, в них обосновались гуси и утки. Пруд, мост, берега, покрытые щебнем, бамбуковая роща… Они словно сошли с японской гравюры на дереве… Клише. За стеной купола клубилось тепловое облако мохола, плотное и многослойное, так как отверстие стало глубже, а атмосфера – более влажной.

Майя присела на скамейку напротив своих компаньонов, мрачно вперив в них взор. Пятнистые морщинистые старики и старухи. Они казались почти чужими, людьми, которых она не знала. Хотя глаза Марины с нависшими веками и полуулыбка Влада ничуть не изменились. (Впрочем, Влад оставался все тем же, что совсем неудивительно для мужчины, который восемьдесят лет жил с двумя женщинами, очевидно, в гармонии и в полном согласии.) Некоторые поговаривали, что Марина и Урсула были лесбиянками, а Влад превратился в их компаньона или домашнего любимца.

Но никто не мог ничего утверждать с уверенностью. Урсула казалась довольной, как и всегда. Любимая общая тетушка. Да, сконцентрировавшись, их можно было узнать. Только Сакс выглядел совершенно иначе, щегольски одетый мужчина со сломанным носом, который он не потрудился исправить. Этот нос торчал в центре его лица, как некое обвинение против Майи, будто она это сделала, а не Филлис. Сакс не смотрел ей в глаза, а мирно пялился на уток. Те крякали у его ног, а он вроде бы изучал живность. Ученый за работой. Впрочем, сейчас он стал сумасшедшим ученым, который вносил хаос во все их планы без какой-либо рациональной основы.