Imprimatur - Рита Мональди

Мы с Атто озадаченно переглянулись. Приятели находились в состоянии непривычного возбуждения, пытались что-то объяснить о неком загадочном деле, связанном с каким-то высокопоставленным лицом из Курии, вроде бы священником, перед которым они благоговейно трепетали и за которого опасались.

Горя нетерпением узнать, как прошло пребывание Джакконио в доме Тиракорды, мы с Атто нашли приятелей в «Архивах» склоненными над кучей костей. Воздав должное нечленораздельной речи Джакконио, Угонио добавил от себя, что у друга Дульчибени, врача, замышляется нечто опасное, направленное против одного высокопоставленного лица, личность которого пока не установлена.

– Для начала расскажи, как ты проник в дом Тиракорды? – поинтересовался Атто.

– Гр-бр-мр-фр, – лукаво улыбаясь, пробурчал Джакконио.

– Через каминную трубу, – перевел Угонио.

– Через каминную трубу? Вот отчего местоположение окон в доме его не интересовало. Но ведь эдак можно бог знает как перепачкаться… Ах, молчу, это я так, про себя, – поправился тут же Атто, вспомнив, что грязь – естественная среда обитания наших знакомцев.

Без особых трудностей пробрался Джакконио в кухню, затем двинулся на голоса Тиракорды и Дульчибени, беседовавших в кабинете врача.

– Толковали о чем-то малопонятном, навроде какие-то тайны бытия, философские построения, некромантия… – объяснил Угонио.

– Гр-бр-мр-фр, – подтвердил Джакконио, обеспокоенно кивнув головой.

– Да нет, это у них такие загадки, – прервал его Атто с улыбкой.

Услышав загадки, которые Тиракорда задавал Дульчибени, Джакконио принял их за некий каббалистический ритуал.

– Ну, словом, в разговоре доктор и брякнул, мол, этой ночью понаведается в Монте Кавалло, лечить одну священную особу, – переводил Угонио.

– Я понял. Сегодня ночью он отправится в Монте Кавалло, то есть папский дворец, чтобы лечить какого-то важного прелата. – Атто бросил в мою сторону красноречивый взгляд. – А что еще?

– После-то они с превеликим удовольствием отдали дань ликерам, и ладно, доктор-то и заснул.

Дульчибени и на этот раз захватил с собой ликер, который так нравился Тиракорде и действовал на него усыпляюще.

Но самое главное было впереди. Как только Тиракорда уснул, Дульчибени вошел в чулан и завладел горшком, изукрашенным странным орнаментом, с дырочками в стенках. Затем достал из кармана склянку и плеснул из нее в горшок. В этом месте рассказа мы с Атто обменялись встревоженными взглядами.

– Совершая сие, он приговаривал: «Ради нее».

– «Ради нее»? Занятно. А дальше? – спросил Атто.

– А дальше нагрянула фурия.,

– Фурия? – в унисон спросили мы.

Оказывается, в кабинете появилась Парадиза и с поличным поймала и муженька, одурманенного парами Бахуса, и его дружка с ликером в руках.

– Что тут началось! Супружница вошла в такой раж!

Как стало ясно из дальнейшего, Парадиза осыпала мужа попреками, оскорблениями, облила его содержимым чарок и закидала всем, что подвернулось ей под руку. Чтобы не пасть жертвой гнева своей супруги, Тиракорда был вынужден забраться под стол.

– Уж это такая особа, что не приведи Господь! И послал же он ее доктору, заботящемуся о том, чтобы принести людям benefice, a не malefice, то бишь пользу, а не вред, – покачал головой Угонио, в то время как Джакконио всем своим видом выражал нетерпение и беспокойство.

Пока Парадиза изливала свою ненависть к спиртному на беззащитного муженька, а Дульчибени рассудил за благо дождаться конца сцены, на глаза Джакконио попался один предмет, и тут он слегка отклонился от порученного ему задания: уж больно этот предмет пришелся ему по душе.

– Гр-бр-мр-фр, – заурчал он восторженно, доставая из недр балахона великолепный череп – отполированный и словно бы подновленный, хоть и без нижней челюсти, – видимо, служивший Тиракорде учебным пособием.

И пока Парадиза все больше распалялась, Джакконио преспокойно прошел в кабинет, обогнул стол, под которым нашел убежище хозяин кабинета, и завладел черепом, умудрившись остаться незамеченным. Однако случаю было угодно, чтобы один тяжелый подсвечник, брошенный Парадизой, отскочил от стола и попал в него. От боли и обиды Джакконио вскочил на стол и на пущенный в него метательный снаряд ответил воинственным кличем необычного свойства, способным вырваться лишь из его гортани.

При виде этого бесформенного призрака, кидающегося в нее ее же собственным канделябром, Парадиза заверещала, Дульчибени окаменел, Тиракорда распластался на полу.

На вопль хозяйки сбежались служанки, по дороге им встретился наш герой, скатывающийся кубарем по лестнице. При виде трех юных и свежих особ женского пола гроза склепов не удержался и облапал одну из них.

Ощутив на себе когти чудовища, бедняжка тут же лишилась чувств; одна ее товарка зашлась в истерическом крике, а другая опрометью бросилась вверх по лестнице.

– Не исключено, что девица от страху описалась, – уточнил Угонио, вульгарно подмигивая дружку.

Получившему несказанное удовольствие от неожиданного развлечения Джакконио удалось достичь кухни и через камин (как? остается только гадать) выбраться наружу.

– Невероятно, но в этих двоих больше жизни, чем в саламандре, – уважительно отозвался Атто.

– Гр-бр-мр-фр, – загыкал Джакконио.

– Что он сказал?

– Дак в горшке-то были не саламандры, а пиявки, – уточнил Угонио.

– Прошу прощения? Не хочешь ли ты сказать… – Аббат осекся.

– Пиявки, вот что держит Тиракорда в горшке, так притягивающем Дульчибени… – догадайся и я и тоже замер во власти охватившего меня интуитивного озарения. – Я понял! Все понял! Дульчибени… О Господи!..

– Ну же, говори быстрее! – приказал Мелани, схватив меня за плечи и тряся как плодовое дерево.

Компаньоны с удивлением взирали на нас, похожие на двух сов.

– Он задумал убить папу, – выговорил я наконец, еле ворочая языком.

После этого, словно раздавленные непомерным грузом этой догадки, мы сели на землю.

– Что же это за жидкость, которую Дульчибени подлил тайком в горшок с пиявками, вот что меня мучит, – потерянно проговорил Атто.

– Наверняка та самая, которую он получает из крыс и мышей на своем острове, – отозвался я.

– Верно. Он их расчленяет, обескровливает. Но ведь это все больные твари, сколько нам попадалось их на пути, помнишь?

– Ну да! Они все харкали кровью! А Кристофано говорит, что именно так и околевают больные чумой грызуны!

– Значит, это были больные чумой грызуны, – подвел Атто итог. – И Дульчибени приготовил на основе их крови какую-то отраву, затем явился к Тиракорде и усыпил его с помощью ликера, а сам подмешал отраву в горшок с пиявками, которые таким образом превратились в переносчиков страшного заболевания. Сегодня ночью Тиракорда поставит эти пиявки на тело Иннокентия XI, – от волнения голос Атто сделался хриплым, – и заразит его чумой. Возможно, мы уже опоздали.