Иван Васильевич – грозный царь всея Руси - Валерий Евгеньевич Шамбаров

1606 г. туда перенесли останки третьего брата Александра из Троице-Сергиева монастыря и Михаила из Кашина. Это факты — никак не соответствующие домыслам.

Кстати, как раз в 1573 г. Владимирский храм в Кирилло-Белозерском монастыре фигурировал в царской переписке. Конечно, без Михаила Воротынского, которого там в помине не было. В этой обители принял постриг Василий Собакин — отец отравленной царицы Марфы, и от него пошли жалобы государю. Ведь в богатый Кирилло-Белозерский монастырь, второй по значению в России, расположенный в великолепном месте на берегах озера, уходили на старости лет многие знатные особы. Сам царь построил там келью для себя, во время болезни о том же думал царевич Иван.

Но бояре, коротавшие остаток дней в обители, вели себя совсем не по-монашески. Они и там чувствовали себя важными персонами, их окружали слуги, у них были свои запасы лучшей еды, напитков. В частности, Иван Шереметев (которого царь, по Курбскому и Карамзину, тоже собственноручно истязал) держал персональную кухню, устраивал пиршества с другим таким же иноком, окольничим Хабаровым. У Собакина с ними возник конфликт по данному поводу, и монастырские власти поддержали Шереметева. Царь счел вопрос настолько серьезным, что написал большое послание настоятелю и братии. Это и впрямь было серьезно — монастыри являлись фундаментом русской духовности.

Государь образно, на многочисленных примерах, показал святое подвижничество, и тут же привел другие примеры — как оно разрушается: «А в Сторожевском монастыре до чего допились? Некому и затворить монастырь, на трапезе трава растет». Прошелся и по боярам, нарушающим уставы и разлагающим остальную братию, «дашь ведь волю царю, надо и псарю», «а ныне у вас Шереметев сидит в келье, словно царь, а Хабаров и другие чернецы к нему приходят и едят и пьют, словно в миру». Коснулся и храма: «Над Воротынским-то церковь, а над чудотворцем нет! Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью» — имеется в виду преподобный Кирилл, основатель монастыря. Иван Васильевич напоминал, что «рыболов Петр и поселянин Богослов», люди самого низкого происхождения, будут на Страшном Суде судить «всем сильным царем, обладавшим вселенною». А игумену и братии, заступавшимся на «вип-персоны», спонсирующие монастырь, царь иронически советовал: «Если вам благочестие не нужно, а нужно злочестие, то это дело ваше… Установите вместе с Шереметевым свои правила, а правила чудотворца оставьте, так хорошо будет! Как лучше, так и делайте!» [654]

А грандиозные работы на юге шли своим чередом. Строительство Большой засечной черты перекрывало пути для крымских набегов. Крестьяне избавлялись от постоянного страха перед степняками, стало возможным осваивать огромные пространства плодороднейших черноземных земель, до сих пор лежавших нетронутыми. И в этом состоит еще одна заслуга Ивана Грозного: именно его усилиями заколосились богатыми урожаями поля Рязанщины, Тульской области, Орловщины. То, что мы привыкли считать «исконно» русским.

Одновременно царь восстанавливал и армию. Пополнялись полки стрельцов, формировались новые. Силы России увеличивались за счет казаков, селилившихся на засечной черте. А освоение южных земель позволяло возродить основу войск, поместную конницу. Она очень поредела, но семьи были многодетными, у погибших детей боярских подрастали сыновья, племянники. Теперь можно было без труда наделить их поместьями, а в 15 лет они начинали службу. В дети боярские Иван Грозный жаловал и отличившихся стрельцов, казаков.

Но перехватить французского Генриха император так и не смог. Екатерина Медичи мобилизовала своих дипломатов и агентов, принца провезли тайно окольными маршрутами. В феврале 1574 г. он прибыл в Краков, и состоялась его коронация. Свои предвыборные обязательства он выполнил, даровал шляхте обещанные права, «Генриховы артикулы». Отныне любому делегату сейма достаточно было крикнуть: «Не позволям!» — и решение не проходило. Генрих прислал гонца и к Ивану Грозному. Извещал о своем восшествии на трон. Заверял, что желает дружбы, убеждал сохранять перемирие и обещал в ближайшее время прислать делегацию для мирных переговоров. Хотя сам он исподтишка перемирие сразу же нарушил. Приказал усилить блокаду Нарвы польскими кораблями. Обратился к брату Карлу IX и матери, просил прислать на Балтику против русских французскую эскадру.

Впрочем, в Москве его посольства так и не дождались. И французской эскадры тоже. Потому что сам Генрих задержался в Польше лишь 4 месяца. На новом месте он почувствовал себя очень неуютно, на него навалилась масса проблем, в которых он совершенно не разбирался. У себя на родине он вообще никакими делами не занимался, жил только придворными развлечениями. Попытался устроиться так же — балы, банкеты, охоты. Но стали возмущаться паны. А в мае во Франции скончался Карл IX. Екатерина Медичи засуетилась — для ее любимца освободился французский трон! Польские вельможи обеспокоились, обратились к Генриху, как он намерен поступить? Он заверил, что в первую очередь он — польский король. Но 18 июня устроил пир. Напоил всех придворных до невменяемого состояния, а сам переоделся, загримировался и в сопровождении пяти приближенных сбежал от подданных. При этом еще и украл драгоценности польский короны.

Речь Посполитая снова осталась без короля. Но «Генриховы артикулы», так понравившиеся знати, строго сохранила. Это окончательно определило польский путь развития — противоположный русскому Самодержавию. Какой из них оказался более верным, какой из них получил Божье благословение, показала история. Всего через сто лет Речь Посполитая по сути развалилась, ее принялись делить между собой русские, турки, шведы, австрийцы, пруссаки. А Россия за это же время стала несокрушимой и необозримой державой, разрослась до Черного моря и Тихого океана.

Начинал и обеспечивал ее рост Иван Грозный. Его засечные черты и крепости стали базой для продвижения вглубь степи, наступления на Дикое поле. Например, мещерским казакам предписывалось делать разъезды «вниз по Дону до Волжской переволоки» — во взаимодействии с донскими казаками. Этими операциями занимались доверенные лица царя. Так, думный дворянин Василий Гразной, назначенный воеводой в Данков, лично возглавлял разведку в степях, был захвачен татарами на реке Молочной, совсем рядом с Крымом. В рукопашной схватке сразил шестерых и ранил двадцать два человека, его смогли взять лишь израненного, потерявшего сознание [655]. Но и Иван Васильевич ценил таких слуг, Грязного он выкупил за огромную сумму, 2 тыс. рублей.

Еще один верный слуга государя, посол Афанасий Нагой, 10 лет провел к Крыму, снабжая Ивана Грозного своевременной информацией. Девлет Гирей неоднократно сажал его в тюрьму в периоды войн. Наконец, просто «выбил» из своего ханства — выгнал вон [656]. Но Нагой создал широкую агентуру в Крыму, Молдавии, Турции, и в Москву продолжали поступать ценнейшие сведения.

А атаману Черкашину за битву при Молодях крымцы отомстили. До сих пор в Азове соблюдался негласный «нейтралитет», казаков пускали в город