Иван Васильевич – грозный царь всея Руси - Валерий Евгеньевич Шамбаров

30 июля разгорелось сражение. Противник обрушился всей массой. Шесть приказов московских стрельцов, 3 тыс. человек, прикрывавших подножие холма у Рожайки, полегли до единого. Татары сбили с позиций и конницу, оборонявшую фланги, заставили отступить в гуляй-город. Но само укрепление устояло, отражало атаки. Были убиты ногайский мурза, трое ширинских князей. А главный полководец Девлет Гирея Дивей-мурза решил лично разобраться в обстановке, неосторожно приблизился к гуляй-городу. «Резвые дети боярские» во главе с суздальским воином Темиром Алалыкиным выскочили из укрепления, порубили свиту и захватили Дивея в плен.

Враг понес такой урон, что двое суток приводил себя в порядок. Но и положение руских было тяжелым. Они оказались заперты в укреплении почти без еды и фуража, отрезаны от воды. Люди и кони слабели, мучились. Воины начали копать колодцы «всяк о своей голове» [640]. Остается неясным, почему хан не использовал турецкую артиллерию. Возможно, берег ее для штурма Москвы, не хотел подставлять под меткий огонь русских пушек. Хотя ответ может быть и другим — Хворостинин, разгромив обозы, уничтожил возы с боеприпасами.

В это время воевода Москвы Токмаков решил применить хитрость. Направил к Воротынскому гонца с ложной грамотой, чтобы «сидели бесстрашно», поскольку царь послал к ним большую новгородскую рать [641]. Мы не знаем, хотел ли он подбодрить своих или рассчитывал, что грамота попадет к татарам, напугать их. Они перехватили гонца, пытали его и казнили. Но дезинформация подтолкнула Девлет Гирея не к отступлению, а наоборот. Он счел, что медлить не стоит, надо уничтожить гуляй-город. Впрочем, к этому подталкивало и его собственное положение. Огромное войско не могло долго стоять на месте — оно опустошило все окрестности, должно было двигаться, добывая себе пропитание.

2 августа возобновился яростный штурм. Лезущие татары и турки устилали холм трупами, а хан бросал все новые силы, волна за волной. Подступив к невысоким стенам гуляй-города, враги рубили их саблями, «изымалися у города за стену руками, и тут многих татар побили и руки пообсекли безчисленно много» [641]. Уже под вечер, воспользовавшись тем, что противник сосредоточился на одной стороне холма и увлекся атаками, был предпринят смелый маневр. Оборонять гуляй-город остался Хворостинин с казаками, пушкарями, иноземной гвардией, безлошадными детьми боярскими, а конницу Воротынский сумел скрытно вывести по оврагам, двинулся в обход.

При очередном штурме неприятеля подпустили вплотную без выстрелов. А потом из всех ружей и пушек последовал страшный залп — по густой массе атакующих, в упор, «изо всево наряду», «из пушек и изо всех пищалей» [641]. Сразу же за шквалом пуль и ядер, в клубах дыма, защитники с криком бросились в контратаку. Но и для конницы Воротынского этот залп был сигналом, она ударила в тыл. И орда… побежала. Бросая орудия, обозы, имущество. Ее гнали и рубили. Погибли сын, внук и зять Девлет Гирея, «много мурз и татар живых поимали». Несмотря ни на какую усталость, русское войско преследовало крымцев. На следующий день прижали к берегу Оки и уничтожили 5 тыс., многие утонули при переправе. Вышли из крепостей гарнизоны южных городов, прятавшиеся крестьяне, преследуя и истребляя бегущих.

6 августа к царю примчались с вестью о победе гонцы воевод, Давыдов и Ногтев-Суздальский. «В Новгороди звонили и по всем церквам весь день в колоколы, и до полуночи звонили, и молебны пели по церквам и по монастырем всю ночь». Звонили и по всей Руси. Победа была грандиозной. Огромные полчища рассеялись и погибли. Девлет Гирей «со срамом» бежал «не путми, не дорогами, в мале дружине» [642]. Передавали, что до Крыма добралось лишь 20 тыс. татар (хотя это, очевидно, было преувеличением). Но пешим турецким янычарам убежать было куда труднее. Из них на родину не вернулся ни один.

Полный разгром многократно превосходящих врагов был настоящим чудом… Чествовали святых мучеников князя Михаила Черниговского и болярина его Феодора (Воротынский был прямым потомком Михаила Черниговского). После победы царь распорядился перенести их мощи из Чернигова в Москву, сам написал в их честь тропарь и кондак [643]. Да наверное, и другие святые заступники помогли… К сожалению, повальное очернительство Ивана Грозного «заодно» испачкало всю его эпоху. Затерлась и память о битве при Молодях. Хотя она должна была стоять в одном ряду с величайшими победами отечественного оружия. Русские герои здесь встали насмерть. Спасли столицу, спасли страну. А сотворился их подвиг именем царя Ивана Васильевича, его усилиями в организации войны, его и Божьим благословением.

Глава 28

Русский путь и польский путь

Задачи, которые ставил царь, вводя опричнину, были выполнены. Широкий заговор, разъедавший страну, удалось ликвидировать. Основная база оппозиции, вотчинные боярские гнезда и сформировавшиеся вокруг них дворянские анклавы, была разрушена. Но самих опричников почти не осталось. Лучшие погибли в сражениях с крымцами. Другие умерли от эпидемий. А для худших идеал смиренного служения Господу и царю оказался чуждым, они скатились к изменам и хищничеству, и расплата была суровой. Как раз во время пребывания Ивана Васильевича в Новгороде открылось, что некоторые опричники, получившие поместья в здешних краях, притесняли земских, изготовляли фальшивые указы о конфискациях чужих имений. За такое государь их «метал в Волхову реку, с камением топил» [644]. Но и необходимости в опричном войске больше не было, и царь решил не воссоздавать его.

Земские органы власти к этому времени тоже поредели. В Боярской думе осталось 18 человек из прежних 34. Опять же, сказались разные факторы, и репрессии изменников, и войны, и московский пожар, а кто-то, как Иван Шереметев, состарился, ушел на покой в монастырь. Мы уже отмечали, что царь еще раньше, в декабре 1571 г., объединил Боярскую и Опричную думы в одну, походную. Это оправдало себя, и Иван Грозный совсем слил их. Такая Дума, куда вошли опричные выдвиженцы государя, потеряла свой оппозиционный характер, стала конструктивным органом. Указа об отмене опричнины царь не издавал, таких документов не существует. Но фактически чрезвычайный режим осенью 1572 г. был снят. Хотя кое-что сохранилось. Именно опричнина установила настоящее Самодержавие. И его никто не упразднял. Право царя осуществлять свою власть, отвечая только перед Господом, утвердилось незыблемо и сохранялось вплоть до конституционного Манифеста 17 октября 1905 г.

Продолжил царь и линию на ликвидацию крупных вотчин. Но уже без масштабных и чрезвычайных мер. Дальше эта политика проводилась через обычные структуры власти. Так, 9 октября