Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев

прежних отношений и даже их формализация как для самоутверждения, так и для торга с США.

С другой стороны, Садат довел до сведения американцев и саудовцев, что этот договор не только не означает отказа от стремления сблизиться с Соединенными Штатами, но даже поможет этому, создав своеобразную ширму для его маневра.

Президент Египта установил контакты (сначала через саудовских посредников, а потом через свои спецслужбы) с США, которым принадлежали его истинные симпатии. Он надеялся, что Вашингтон окажет давление на Израиль, заставив его пойти на уступки. Завязалась переписка между Садатом и президентом США Никсоном. Но пребывание советских войск на территории Египта оставалось серьезнейшим препятствием для сближения с США.

«Все, вместе взятое, — оценка личности Садата, анализ его первых выступлений, информация из саудовских источников — определило решение США запустить пробный шар: государственному секретарю Роджерсу было поручено встретиться с египетским министром иностранных дел Махмудом Риядом, — пишет Е. М. Примаков. — Удовлетворенный этим разговором, Роджерс в начале мая 1971 г. прибыл в Каир для встречи теперь уже с самим Садатом»[277].

Есть основания считать, что ни Никсон, ни Госдепартамент во главе с Роджерсом не ожидали, что уже первая встреча с новым египетским президентом станет такой продуктивной для Соединенных Штатов. Во время беседы Садат без всяких обиняков спросил Роджерса, почему тот не поднимает вопроса «о советском присутствии в Египте». Зная через К. Адхама о настроениях Садата, госсекретарь США обретал уникальную возможность получить подтверждение информации руководителя Бюро по вешним связям от самого президента Египта. Садат сказал Роджерсу, что после первого этапа отвода израильских войск от Суэцкого канала советские специалисты покинут Египет.

Одновременно ему без труда давались комплименты в адрес Советского Союза. 10 июня 1971 г. он заявил в публичной речи: «Наша дружба с СССР не временная, а принципиальная дружба, не этапная, а постоянная. Мы выступали и всегда будем выступать вместе в едином мировом антиимпериалистическом революционном фронте»[278].

«В Кремле верили таким словам, — пишет Е. М. Примаков. — Мне говорил резидент нашей внешней разведки в Каире Вадим Кирпиченко, что он докладывал в Центр о стремлении Садата переориентировать свою политику. Но трудно, если вообще возможно, было в то время пробить любыми аргументами и даже фактами стену, которую возвели лица, подписавшие договор с Садатом, — очень сильный в то время председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный, которого сопровождали в Каир и участвовали в подписании договора министр иностранных дел Громыко и секретарь ЦК КПСС Пономарев»[279].

Все же поставки военного снаряжения из Советского Союза замедлялись. В июле 1971 г. Садат поддержал Нимейри, который сорвал попытку коммунистического переворота. Росли раздражение и непонимание между Москвой и Каиром. Садат съездил в Москву в середине октября 1971 г., чтобы урегулировать разногласия. 1 февраля и 27 апреля 1972 г. (накануне встречи Брежнева с Никсоном) он также побывал в Москве.

Садат убедился, что Советский Союз не собирался жертвовать разрядкой для того, чтобы удовлетворить его требования.

Говорит бывший посол СССР в Египте В. М. Виноградов: «Для Садата надо было выбирать стратегический курс. Видимо, он понял, что с Советским Союзом он далеко не пойдет. Он знал нашу сдержанность относительно развязывания военных действий. Наше отношение было такое: помогать нашим друзьям надо; но если это могло привести к международной конфронтации, то нужно ли это нам? Нет. Нужно действовать политическими средствами. Садат знал наши аргументы. И они его раздражали…»[280]

Садат спешил. Он хотел доказать и Фейсалу, и Никсону, что рвет с Москвой, и сделал театральный жест — выслал советских военных советников и советские части ПВО из Египта в июле 1972 г.

Его шаг был воспринят в Москве со смешанными чувствами. Конечно, это было политическое поражение. Ликвидация военных позиций в такой стратегически важной стране, как Египет, болезненно воспринималась советским руководством. Даже сама форма, с какой проходила эвакуация советских военнослужащих, была оскорбительной: в конце концов, их направили сюда по настоятельной просьбе Египта. Но одновременно пришло и чувство облегчения: Советский Союз уходил от угрозы прямого вовлечения в военную конфронтацию. Еще не умерла надежда на разрядку, и решение Садата как бы само собой убирало камень преткновения в отношениях с США.

Анвар Садат в юности играл в нарды, где умение может минимизировать ваши потери. Но решающая победа достается тому, кто удачно кинет игральные кости. Вся его жизнь — цепь авантюр: от участия в теракте до поездки в Иерусалим. В 1972 г. кости легли неудачно.

Камаль Адхам находился в Каире накануне высылки советских военнослужащих и советников. В это же время в Египет прибыл Султан ибн Абдель Азиз, саудовский министр обороны. Он возвращался домой после консультаций в Вашингтоне, где Джозеф Сиско, помощник госсекретаря, предложил свою помощь, чтобы подвигнуть Садата на мирные переговоры с Израилем. Речь шла именно о переговорах, то есть о торге: я сделаю то-то в обмен на твой шаг!

Никсон еще в первый год своего президентства обращался к мысли вывести Египет (и по возможности Сирию) из военной конфронтации с Израилем. В своих мемуарах он писал, что речь могла идти о принципе «возвращения оккупированных Израилем территорий в обмен на гарантии территориальной целостности Израиля со стороны арабских стран». И хотя Никсон понимал, что такой план неосуществим из-за неприятия таких идей премьер-министром Израиля Голдой Меир, он «считал важным донести до арабского мира, что США не отвергают автоматически их притязания на оккупированные территории и не исключают компромиссное решение взаимных претензий»[281]. Имелось в виду, что Вашингтон будет «честным посредником, приемлемым для обеих сторон». (Не забудем, впрочем, что мемуары обычно выставляют авторов и более дальновидными, и более мудрыми.)

Никсон поручил Киссинджеру наладить неофициальный прямой канал связи с Садатом в обход госсекретаря США Роджерса. В своем дневнике 3 февраля 1973 г. Никсон так обозначил свою цель: «Мы должны найти какой-то способ сдвинуть израильтян с их железобетонной позиции… Сейчас речь может идти только о промежуточном урегулировании, это единственное, на что могут пойти израильтяне, а египтянам или арабам придется просто принять такое решение, получив наши заверения, что в дальнейшем мы сделаем все возможное для общего урегулирования… Мы не можем позволить себе игнорировать эту проблему, притом что сто миллионов арабов ненавидят нас, а в этой мутной воде ловят рыбку не только радикалы, но, конечно, и Советы»[282].

К мысли о сепаратной сделке еще перед арабо-израильской войной 1973 г. стал склоняться и Садат. Но он эти идеи хранил в глубокой тайне и от своего прямого союзника — Сирии, и от Саудовской Аравии.

По прямому указанию Никсона Киссинджер в феврале 1973 г. установил втайне от