Евангелие от Сатаны - Патрик Грэхам

Джованни оглядывается вокруг. Зал еще больше, чем он предполагал.

Молодой кардинал видит бесконечные ряды столов, на которых стоят разнообразные предметы, накрытые лоскутами тяжелой красной ткани. Пыльный воздух пропитан запахом воска. К нему примешиваются запахи камня, мха и времени. Джованни подходит к Мендосе, который теперь стоит в центре комнаты. Старый кардинал берет из рук своего молодого собрата книгу и прячет ее под одно из покрывал. Джованни едва успевает увидеть другие книги, к которым присоединяется евангелие. Затем ткань падает обратно, подняв облако пыли.

— Кардинал Мендоса, что именно хранится в этом зале?

— Воспоминания. Старые камни. Куски истинного Креста. Найденные археологами остатки исчезнувших цивилизаций. И следы очень древней религии, которые были обнаружены в доисторических пещерах, — веры создателей Бога.

Тишина.

— А что еще здесь есть?

— Книги. Апокрифические евангелия, которые уже много веков являются тайной Церкви. Евангелие от Марии. Евангелие от Матфея, тринадцатого апостола. Евангелие от Иосифа и евангелие от Иисуса.

— От Иисуса? Что в нем написано?

— Вы скоро узнаете это, потому что вы следующий.

Джованни вздрагивает, услышав последние слова: их уже прошептал ему в базилике умирающий камерлинг.

— Следующий кто? — спрашивает он.

— Следующий папа.

— Увы, этого никто не может предсказать.

— Предсказать, разумеется, можно. Вы так молоды, а я так стар! Кардиналы курии так напуганы, что их легко можно будет убедить. Вот увидите: они сделают вас следующим. И тогда вы узнаете… Вы узнаете все.

— И стану папой, который будет править среди пепла на погорелом месте, да?

— Так правили все папы, Патрицио.

Кардинал Мендоса приводит в действие рычаг, который гасит фитили. Скрипят блоки, и на все факелы одновременно опускаются медные колпачки. Джованни слышит, как палка уходящего Мендосы скребет по полу. Он в последний раз касается Евангелия от Сатаны. Ему кажется, что обложка едва заметно вздрагивает под тканью и что странное тепло течет по его пальцам.

— Вы идете?

Молодой кардинал поворачивается к Мендосе, который стоит у входа в зал, думает, что старик сейчас похож на статую, и подходит к нему. Тяжелая дверь со скрипом закрывается за ними.

Темнота. Мать Изольда давно умерла. Мария Паркс почувствовала это, когда пальцы на ее горле разжались и морщинистая оболочка медленно отделилась от ее тела. Кокон из мертвого мяса, покинутый в пыли, — вот все, что осталось от старой монахини, которая задушила себя семь столетий назад.

Теперь Мария одна. Она застряла в своем трансе, и он держит ее в этой тесной тюрьме. Она сидит где-то на каменной скамье по другую сторону стены и смотрит перед собой невидящими глазами. И одновременно она здесь, запертая в этой могиле. В ее темнице уже давно нет ни одной молекулы кислорода, но Марии почему-то не удается умереть.

Обессиленная, в темноте, она вспоминает про зловоние, которое почувствовала, когда открыла глаза в подземелье. Калеб мог ее убить, но он этого не сделал. Он предпочел устроить ей медленную пытку — замуровал ее ум. Видение и стена — двойная тюрьма, из которой у Марии нет ни одного шанса выбраться. Только Карцо может вывести ее из транса, шепнув ей в ухо нужные слова. И Калеб это знает.

Когда священник удалялся от Больцано, Мария мысленно следовала за ним. Борьба между ним и Калебом была продолжена в шумном купе поезда и шла целую ночь. На рассвете Калеб проиграл. В этом Мария убедилась, когда мысленно услышала голос Карцо. Священник доехал до римского вокзала. Он должен был сделать еще что-то — пройти этот путь до конца.

Запертая в своей умственной темнице, Мария слышала звон колоколов, крики и выстрелы. Она плакала, когда священник упал на пол базилики, задыхалась вместе с ним, когда его кровь растекалась по полу и его сердце замедляло ход. Тогда их мысли соединились в последний раз. Потом она потеряла контакт с ним. И все же она была уверена, что Карцо жив: она слышала, как далекое эхо, удары его сердца. Он тоже заперт где-то в глубине себя самого и так же, как она, ждет смерти.

Звучат чьи-то шаги. Мария чувствует, как ее ногти царапают стену тюрьмы. Она пытается пошевелить губами, чтобы позвать на помощь. На мгновение у нее вспыхивает надежда, что это Карцо вернулся за ней, и она шепчет его имя.

— Вот она!

Валентина только что осветила лучом своего фонаря тело, сидящее на каменной скамье, — тело молодой женщины. Кроссман бросается на голос своей спутницы, а карабинеры в это время входят в подземелья Больцано.

— Мария?

Ответа нет. Кроссман направляет луч своего фонаря на широко открытые глаза, которые глядят в пустоту. Потом касается Марии ладонью — и вздрагивает, почувствовав под своими пальцами холодную как лед кожу. Он прижимает ухо к груди молодой женщины, потом выпрямляется и говорит:

— Поздно.

— Может быть, еще нет, — отвечает Валентина.

Она отталкивает Кроссмана и ищет в своей памяти фразу, которую отец Карцо произнес в последний момент перед тем, как потерял сознание. Потом она наклоняется к уху молодой женщины и шепчет:

— Мария, теперь вы должны проснуться.

Маленькая вена, которая пересекает, как голубая борозда, выемку на запястье Марии Паркс, немного набухает, потом опадает и набухает снова. Валентина следит за ней взглядом. Черные круги под глазами Марии постепенно исчезают, мышцы ее лица расслабляются, ноздри начинают вздрагивать. Белые щеки становятся бледно-розовыми. Струйка воздуха вырывается из ее рта, грудь приподнимается. Мария закрывает глаза, затем открывает их. А потом она бросается в объятия Валентины и начинает плакать.

Пять часов утра. Специальный агент Мария Паркс крепко спит. Она приняла три таблетки снотворного, пытаясь забыть вопли Рейчел и пальцы матери Изольды, сомкнувшиеся на ее шее. С тех пор она спит туманным, бесцветным сном, в который не проникает ничего из окружающего мира. Сновидения еще не начались. Но тревожные образы, порожденные подсознанием, уже пытаются проникнуть сквозь химическую преграду, созданную медикаментами. Возникают обрывки картин.

Внезапно горло Марии сжимается. Несколько капель адреналина растекаются по ее крови и заставляют расшириться артерии. Ее пульс ускоряется, ноздри начинают дрожать, голубые вены на висках набухают. Картины соединяются одна с другой и оживают.

В темноте горят свечи. Жужжат полчища мух. Пахнет воском и мертвыми телами. Это знакомый ей склеп. Мария открывает глаза. Она, голая, растянута на кресте. Гвозди пронзают ее запястья и лодыжки и глубоко входят в дерево. Она дрожит от боли. У подножия креста стоит Калеб и смотрит на нее. Его глаза слабо блестят под капюшоном.