Три любви - Арчибальд Кронин

– Отец Джон Талбот говорит, у меня призвание свыше, – холодно отозвалась она. – Он советует мне идти в монастырь.

Лицо Эдварда залилось густым румянцем.

– Талбот! – воскликнул он. – Фанатик… подстрекатель… он под наблюдением у епископа. Нельзя чересчур полагаться на его слова. У нас есть долг по отношению к жизни и к самим себе. – После паузы к нему вернулась священническая велеречивость, и он продолжал нарочито важно: – Нет! Наш престиж здесь не повысится, если мы станем разгуливать в отрепьях и с бритой головой. Мы должны соответствовать сану. Как же, только вчера я заинтересовал одного человека религией во время игры в гольф… – Он говорил с определенным удовлетворением и не без гордости: ныне его гандикап составлял восемнадцать.

Она взглянула на него пронизывающим взором:

– Чтобы именно ты… пытался отговорить меня от служения Господу?!

Беспокойно задвигавшись, он вновь залился краской. Настойчивость Люси раздражала его.

– Просто я хочу предостеречь тебя от опрометчивого поступка. Ты довольно-таки упрямая, вполне можешь закусить удила. Любой разумный человек скажет тебе то же, что и я. Даже мисс О’Риган считает… – Не договорив, он пожал плечами.

Значит, он обсуждал ее с мисс О’Риган – этой бледной хранительницей его фланелевого комфорта! И вновь в Люси вскипело чувство горькой несправедливости.

– Какая есть, такая есть, – быстро проговорила она, – и такой меня создал Господь. Но я ни за что не стала бы обсуждать человека у него за спиной. Более того, судя по твоим словам, я как будто собираюсь связаться с дьяволом, а не уйти в монастырь.

Негодуя, он отшатнулся с воздетой рукой – чуть ли не апостольская фигура.

– Люси, Люси, – посетовал он, – этот твой язык!

Справившись с возмущением, она положила ладони на колени.

– Мне жаль, Эдвард, – твердо сказала она, однако склонила голову с новым для себя смирением, – но я действительно ухожу в монастырь. Что бы ты ни говорил, мое решение не изменится. Я намерена посвятить себя Иисусу!

После этих последних слов, исходящих, казалось, из глубины ее души, воцарилось долгое молчание.

– Ну что ж, – произнес он с жестом, выражающим мучительную уступку, причем трудно было сказать, искренность это или притворство, – ты пойдешь своим путем. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Каноник оглядел комнату с видом человека, исполнившего свой долг. Она молча подняла глаза.

– Можно предложить тебе чашку чая? – тихо спросила она. – Это мне совсем не трудно.

– Нет-нет, – поднимаясь, сказал он. – После встречи я обедаю с архиепископом. До того времени ничего не буду есть.

Эдвард, казалось, торопился уйти.

В тесной передней они попрощались за руку. Пожатие его пухлых пальцев отличалось большой торжественностью.

– Прощай, Люси, и благослови тебя Господь. Может быть, в итоге тебе будет дарована благодать и все у тебя получится. Ибо мы в руках Господа – все и каждый.

Казалось, каноник заслонил весь дверной проем, но, несмотря на свою телесную избыточность, мягкой поступью степенно спустился по лестнице.

Она быстро закрыла дверь и вернулась в комнату. Эдвард предостерегал ее от того, чтобы она полностью посвятила себя Богу! Можно ли было вообразить себе более курьезную ситуацию? Но у нее не было охоты смеяться. Вместо этого губы ее сжались, а глаза смягчились и засияли былым блеском – ничто не в силах лишить ее радости и блаженства этой самоотдачи. Просто он… просто он не понял ее. Вопреки ему, она пойдет к Иисусу. Постепенно ее взгляд сделался отрешенным, и она увидела перед собой фигуру истекающего кровью Христа, с пятью зияющими ранами, с простертыми к ней руками.

Со всей убежденностью внутреннего озарения Люси знала, что уйдет в монастырь, тем не менее, когда пришло письмо с благоприятным известием, она испытала безудержную радость. Добрая Mère Générale[30] изящным угловатым почерком на превосходном английском писала, что ее «сильно впечатлило» письмо Люси вкупе с прекрасной рекомендацией отца Джона Талбота. Таким образом, несмотря на возраст мадам, мать игуменья согласна принять ее на оговоренных условиях кандидаткой на место в ордене. Благодарение Богу! Преисполненная веры, Люси увидела, как перед ней открываются врата – открываются во имя покоя и обретения счастья в молитве.

Она не мешкая принялась за подготовку к отъезду. Как радостно ей будет проститься со всем, что окружало и безмерно подавляло ее долгие годы. Ею владело необычное чувство свободы, избавления, в ней кипела энергия, питавшаяся внутренним пламенем. Люси не мучилась при мысли о том, что придется покинуть свою страну. Она это принимала. «Оставь все, что имеешь, и следуй за Мною», – повелел Христос. Было бы что оставлять, в самом деле!

Люси договорилась о вывозе своих вещей. Их купил старьевщик из их района – больше они никому не были нужны – за сорок пять шиллингов. Сумма невелика, но хоть что-то на предстоящие расходы. В остальном придется положиться на сына – он вряд ли откажет матери в пустяковой помощи. Верная себе, Люси не стала писать ему. Питер услышит от нее новости в Лондоне. Она привыкла поступать по-своему. Вовсе ни к чему поднимать шум вокруг отъезда. Кому какое дело до нее? Ричарду и Еве, Джо, Полли и даже Эдварду? Предстоящее событие никак не возмутит плавного течения их жизни. Собственными поступками Люси вогнала свое существование в такие узкие рамки, что давно чувствовала себя изолированной, странно обособленной от других людей. Она несколько раз говорила с отцом Джоном, сама сдержанность которого, казалось, разжигала огонь ее рвения. Прощаясь с мисс Тинто, она на миг ощутила боль, но с другими знакомыми рассталась легко и весело, не упомянув об истинной цели. Якобы хочет бросить работу, поехать на юг отдохнуть или что-то в этом роде. Она не желала никакого эффектного прощания. Довольно было и того, что она уходит в монастырь. И с какой радостью уходит!

Итак, утром первого марта Люси сидела в лондонском поезде – бледная, скромно одетая женщина средних лет, с пристальным взглядом и чуть нахмуренным лбом. На полке у нее над головой помещался потертый чемодан с ее немногими пожитками – могла ли Люси вообразить, что он ей пригодится, когда собирала Питера в колледж? В руке, затянутой в перчатку, она держала билет, в кошельке лежало чуть меньше трех фунтов, а душа была преисполнена вновь обретенной, бесценной любовью к Богу.

Наверное, из-за снедавшего ее нетерпения путешествие казалось ей невероятно долгим. В своей жизни она путешествовала мало, по сути дела ни разу не побывав за пределами Шотландии, хотя когда-то Фрэнк в своей неопределенной манере забавлялся мыслью о поездке на Континент. Люси не взяла с собой ланч, не хотела читать газету и не имела желания разговаривать. Она просто тихо сидела в углу купе – молчаливая, поглощенная сокровенными раздумьями, трепещущая от тайного восторга.