Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

— Через четверть часа небольшая станция.

— Вот и хорошо. У вас несколько минут, чтобы собрать свои вещи, — сказал виновнику происшествия полицейский.

— Но в Вашингтоне меня ждут неотложные дела… — взмолился тот. — Где я проведу ночь? Следующий поезд только завтра.

— Думаю, под открытым небом, — ответил полицейский. — Ночи сейчас теплые. У вас будет достаточно времени, чтобы обдумать свое поведение.

— Эта девушка меня неверно поняла… Но я готов стать на колени и просить прощения…

— Вас и без того простили. Вижу, вы не понимаете, чего избежали. Напиши мисс заявление — и вы на несколько лет угодили бы за решетку.

— Помилуйте, за что?

— За попытку изнасилования.

Райли Аллен достал из кармана табак и стал набивать трубку. А затем и разжег ее. Задержанный, не отрываясь, как завороженный смотрел на все эти действия. Но стоило Райли сделать шаг вперед, как он отпрянул и спрятался за необъятную спину полисмена.

— Надеюсь, мы с вами больше не встретимся, — только и сказал Райли и направился к Марии, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Мария сидела, забившись в угол дивана. Аллен протянул ей руки:

— Успокойтесь. Все уже позади. Этот человек в руках полиции.

— Раньше я думала, надо остерегаться только темных переулков…

— Красивые девушки, как и редкие сокровища, нуждаются в защите. Нельзя оставаться одной. Тем более в незнакомом месте, — назидательно сказал Аллен. — Отдыхайте, Мария. Спокойной ночи.

— Вы себе противоречите.

— Разве?

— Нельзя быть одной… Это ведь ваши слова? А сами уходите.

— Но я в шаге от вас. Стоит лишь постучать.

— И вы мгновенно примчитесь со своим сверхоружием? С этой самой трубкой?

— Вы стали шутить. Это хорошо. Значит, страхи позади.

— Меня поразила ваша смелость.

— Просто я испугался за вас.

— Спасибо, Райли.

Мария подошла к окну:

— Взгляните на луну. Она такая холодная. Я не хочу с ней оставаться наедине.

— Ну, это поправимо. — Аллен задернул занавеску.

Та ночь их сблизила. Они коснулись друг друга и больше не захотели быть порознь.

Как это случилось? Они сами не знали. Да это и неважно. Ведь есть кто-то еще, знающий мысли и тайные желания каждого из нас.

Как непохоже было это путешествие на то прежнее, по Транссибирской магистрали, через голодную израненную Россию. Почему, думала Мария, так по-разному устроена жизнь — здесь, в Америке, и там, в России? Кто в этом виноват? И как все это исправить? И скольким еще людям понадобится их опыт, знания, забота? И что будет у них с Алленом дальше и может ли быть вообще? И где тот мир, только их мир, в котором они смогли бы быть вместе? Ведь как раз в противостоянии голоду, разору и бездомности родилось их чувство.

Но что бы в эти минуты ни происходило вокруг, у них было купе — их шалаш на колесах. Впрочем, шалаш вполне уютный и с самым устойчивым фундаментом на земле — любовью.

Райли Аллен посмотрел на часы. Семь вечера. А он не сделал и половины из намеченного. Только недавно ему доставили почту. В Красный Крест пишут волонтеры и журналисты. Пишут русские эмигранты. Они надеются найти среди петроградских детей близких родственников или знакомых.

Ему самому не разобраться с грудой писем. Особенно с теми, что из России. Нужна помощь Марии.

…Последняя ночь прошла без сна. В Нью-Йорк они приехали только сегодня, после полудня. В Вашингтоне их провожал один из помощников Фарренда.

— Не стоит тратиться на гостиницу, — сказал он, протянув Аллену ключи. — До прибытия парохода поживете в моей квартире. В вашем распоряжении две спальни и кабинет.

Дом оказался огромным. Чуть не в милю высотой. Они вошли в лифт, держась за руки, и поднялись на девятнадцатый этаж, что привело Марию в восторг. Первым делом она направилась к балкону. Глазам открылась величественная панорама устремленных к небу зданий, изгиб оживленных улиц, заполненных пешеходами и автомобилями. А в просветах между бетонными громадинами — голубое мерцание океана. Где-то в его просторах затерялся «Йоми Мару». Среди тысячи его пассажиров и сестра Александра. Не жестоко ли было оставлять ее одну на целый месяц? Ведь до этого они не разлучались. Всегда рядом. С самого детства.

Под балконом зияла бездна. Марии захотелось вспорхнуть, как бабочке, и улететь прочь — туда, где леса и поля. Но неожиданно балкон под ней закачало, как палубу в бурю.

— Уведи меня отсюда, — сказала она, прижавшись к Райли. — Голова закружилась. Я боюсь высоты.

— Ты почти не спала.

— Ты прав. Глаза слипаются.

— Вот видишь!

— Но сначала я приму ванну.

— Все готово. Даже халаты есть.

— А ты, Райли?

— Приму холодный душ. Надо еще поработать…

— Откуда у тебя столько сил? — удивилась Мария. — Тогда и мне не давай долго спать. Когда станешь будить — не жалей.

— Обещаю быть безжалостным.

Райли тихо открыл дверь спальни, когда за окнами уже смеркалось. Все равно будить. Но ему захотелось взглянуть на нее спящую.

Мария, свернувшись калачиком, переместилась в самый центр широкой семейной кровати.

«Боже! Как она беспомощна!» — подумал Райли.

Внезапно девушка вскрикнула и стала метаться, как в бреду.

Райли осторожно приподнял ее, обнял за плечи и поцеловал в дрожащие губы.

Мария открыла глаза:

— Что случилось? Где я?..

— Мы в Нью-Йорке. Разве забыла? Извини, что бужу. Но ты мне очень нужна.

— И ты мне нужен. Без тебя страшно.

— Страшно?

— Мне приснилось, что я тону.

Глаза Марии увлажнились. Слезы стали медленно скатываться по щекам. Одна за другой, как жемчужины. Райли достал платок:

— Успокойся, дорогая. Это всего лишь сон. — Он попробовал перевести разговор на шутку: — Теперь все понятно. На пароходе ты спала на узкой и жесткой койке похуже солдатской. Здесь же матрас мягкий, как перина. В нем и в самом деле можно утонуть.

— Я знаю, я помню, что была в воде…

— Какая глупость! Потрогай себя. Ты сухая. Если что и мокрое, то это платок, которым я тебе вытираю слезы. Прошу… Очень прошу, перестань плакать.

— Хорошо, постараюсь…

Мария закрыла глаза, что-то вспоминая.

— Кто-то схватил меня за ноги и повис. Ужасная тяжесть! Я стала уходить в глубину и задыхаться. Если бы ты не разбудил меня…