Двадцать лет спустя - Александр Дюма

– Я, монсеньор? – сказал д’Артаньян. – А почему бы?

– Вы пожимаете плечами.

– Это у меня такая привычка, когда я говорю с самим собой, монсеньор.

– Значит, вы одобряете?

– Я не одобряю и не осуждаю, монсеньор; я только жду ваших приказаний.

– Хорошо. Итак, я остановил свой выбор на вас. Я вам поручаю отвезти короля и королеву в Сен-Жермен.

«Ловкий плут!» – подумал д’Артаньян.

– Вы видите, – продолжал Мазарини, видя бесстрастие д’Артаньяна, – как я вам уже говорил, в ваших руках будет судьба государства.

– Да, монсеньор, и я чувствую всю ответственность такого поручения.

– Но все же вы принимаете его?

– Я согласен на все.

– Вы считаете это дело возможным?

– Все возможно.

– Могут на вас напасть дорогой?

– Весьма вероятно.

– Как же вы поступите в этом случае?

– Я пробьюсь сквозь ряды нападающих.

– А если не пробьетесь?

– В таком случае – тем хуже для них: я пройду по их трупам.

– И вы доставите короля и королеву здравыми и невредимыми в Сен-Жермен?

– Да.

– Вы ручаетесь жизнью?

– Ручаюсь.

– Вы герой, мой дорогой! – сказал Мазарини, с восхищением глядя на мушкетера.

Д’Артаньян улыбнулся.

– А я? – спросил Мазарини после минутного молчания, пристально глядя на д’Артаньяна.

– Что, монсеньор?

– Если я тоже захочу уехать?

– Это будет труднее.

– Почему так?

– Ваше преосвященство могут узнать.

– Даже в этом костюме? – сказал Мазарини.

И он сдернул с кресла плащ, прикрывавший полный костюм всадника, светло-серый с красным, весь расшитый серебром.

– Если ваше преосвященство переоденетесь, тогда будет легче.

– А! – промолвил Мазарини, вздохнув свободнее.

– Но вам придется сделать то, что, как вы недавно говорили, вы сделали бы на нашем месте.

– Что такое?

– Кричать: «Долой Мазарини!»

– Я буду кричать.

– По-французски, на чистом французском языке, монсеньор. Остерегайтесь плохого произношения. В Сицилии убили шесть тысяч анжуйцев за то, что они плохо говорили по-итальянски. Смотрите, чтобы французы не отплатили вам за сицилийскую вечерню.

– Я постараюсь.

– На улице много вооруженных людей, – продолжал д’Артаньян, – уверены ли вы, что никто не знает о намерении королевы?

Мазарини задумался.

– Для изменника, монсеньор, ваше предложение было бы как нельзя более на руку; все можно было бы объяснить случайным нападением.

Мазарини вздрогнул; но он рассудил, что человек, собирающийся предать, не станет предупреждать об этом.

– Потому-то, – живо ответил он, – я и доверяюсь не первому встречному, а избрал себе в проводники именно вас.

– Так вы не едете вместе с королевой?

– Нет, – сказал Мазарини.

– Значит, позже.

– Нет, – снова ответил Мазарини.

– А! – сказал д’Артаньян, начиная понимать.

– Да, у меня свои планы: уезжая вместе с королевой, я только увеличиваю опасность ее положения; если я уеду после королевы, ее отъезд угрожает мне большими опасностями. К тому же, когда королевская семья очутится вне опасности, обо мне могут позабыть: великие мира сего неблагодарны.

– Это правда, – сказал д’Артаньян, невольно бросая взгляд на алмаз королевы, блестевший на руке Мазарини.

Мазарини заметил этот взгляд и тихонько повернул свой перстень алмазом вниз.

– И я хочу, – прибавил Мазарини с тонкой улыбкой, – помешать им быть неблагодарными в отношении меня.

– Закон христианского милосердия, – сказал д’Артаньян, – предписывает нам не вводить ближнего в соблазн.

– Вот именно потому я и хочу уехать раньше их, – добавил Мазарини.

Д’Артаньян улыбнулся: он слишком хорошо знал итальянское лукавство.

Мазарини заметил его улыбку и воспользовался моментом:

– Итак, вы начнете с того, что поможете мне выбраться из Парижа, не так ли, дорогой д’Артаньян?

– Трудная задача, монсеньор! – сказал д’Артаньян, принимая свой прежний серьезный вид.

– Но, – сказал Мазарини, внимательно следя за каждым движением лица д’Артаньяна, – вы не делали таких оговорок, когда дело шло о короле и королеве.

– Король и королева – мои повелители, монсеньор, – ответил мушкетер. – Моя жизнь принадлежит им. Если они ее требуют, мне нечего возразить.

«Это правда, – пробормотал Мазарини. – Твоя жизнь мне не принадлежит, и мне следует купить ее у тебя, не так ли?»

И с глубоким вздохом он начал поворачивать перстень алмазом наружу.

Д’Артаньян улыбнулся.

Эти два человека сходились в одном – в лукавстве. Если бы они так же сходились в мужестве, один под руководством другого совершил бы великие дела.

– Вы, конечно, понимаете, – сказал Мазарини, – что если я требую от вас этой услуги, то собираюсь и отблагодарить за нее.

– Только собираетесь, ваше преосвященство? – спросил д’Артаньян.

– Смотрите, любезный д’Артаньян, – сказал Мазарини, снимая перстень с пальца, – вот алмаз, который был когда-то вашим. Справедливость требует, чтобы я его вам вернул: возьмите его, умоляю.

Д’Артаньян не заставил Мазарини повторять; он взял перстень, посмотрел, прежний ли в нем камень, и, убедившись в чистоте его воды, надел его себе на палец с несказанным удовольствием.

– Я очень дорожил им, – сказал Мазарини, провожая камень взглядом, – но все равно, я отдаю его вам с большой радостью.

– А я, монсеньор, принимаю его с не меньшей радостью. Теперь поговорим о ваших делах. Вы хотите уехать раньше всех?

– Да, хотел бы.

– В котором часу?

– В десять.

– А королева, когда она поедет?

– В полночь.

– Тогда это возможно: сначала я вывезу вас, а затем, когда вы будете вне города, вернусь за королевой.

– Превосходно. Но как же мне выбраться из Парижа?

– Предоставьте это мне.

– Даю вам полную власть, возьмите конвой, какой найдете нужным.

Д’Артаньян покачал головой.

– Мне кажется, это самое надежное средство, – сказал Мазарини.