Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

– Вот почему его называют Обезьяньим островом, – сказал кормчий.

Он завёл парусник в среднюю гавань. Среди людей на лодочной скамье оказался и китайский судья, который посмотрел вокруг и сказал:

– До сих пор затоплено.

– До сих пор затоплено, и до сих пор идёт дождь.

– Люди, должно быть, голодают.

– Да.

Китайцы поднялись на причал и поблагодарили матросов, которые вышли к ним вместе с Киёаки, Пэн-Ти и младенцем. Кормчий решил сопровождать их, когда они последовали за судьёй в «управление Великой долины по делам беженцев», расположенное в здании таможни в задней части доков. Там их зарегистрировали: записали их имена, место жительства до потопа, местонахождение их семей и соседей – всё, что им было известно. Чиновники выдали им талоны, которые давали право на койки в корпусах иммиграционного контроля, расположенных на крутом большом острове в заливе.

Кормчий покачал головой. Эти большие здания были построены на Золотой горе для карантина некитайских иммигрантов около пятидесяти лет назад. Их окружали заборы с колючей проволокой, а большие общие спальни делились на мужские и женские. Теперь там размещали часть наплыва беженцев, прибывающих в залив на водах потопа (в основном китайцев, покинувших долину), но смотрители в этом месте не забыли тюремных привычек, которые позволяли себе с иммигрантами, и беженцы из долины горько жаловались и делали всё возможное, чтобы получить разрешение на переезд к местным родственникам, или переселиться в другое место на побережье, или вообще вернуться в затопленную долину и ждать на берегах, пока вода не отступит. Но стало известно о вспышках холеры, и губернатор провинции объявил чрезвычайное положение, которое позволяло ему действовать непосредственно в интересах императора: вступал в силу закон военного времени, приводимый в исполнение армией и флотом.

Объяснив это, кормчий сказал Киёаки и Пэн-Ти:

– Можете остаться с нами, если хотите. Мы остановимся в пансионе в японском квартале, там чисто и дёшево. Они откроют на вас кредит, если мы за вас поручимся.

Киёаки поглядел на Пэн-Ти, та смотрела вниз. Змея или паук: жильё для беженцев или японский квартал.

– Мы пойдём с вами, – сказала она. – Большое спасибо.

Улица, ведущая вглубь острова от доков к высокому центральному району города, с обеих сторон была усыпана ресторанчиками, гостиницами и маленькими магазинами, плавная японская каллиграфия встречалась так же часто, как и более массивные китайские иероглифы. Переулки были узкими, остроконечные крыши загибались навстречу дождю так, что здания практически несли чёрные или цветные зонты, многие из которых уже изрядно потрепались. Все промокли, свесили головы и ссутулили плечи, а середина улицы походила на широкий ручей, буро мчавшийся к заливу. Зелёные холмы, возвышающиеся к западу от этого квартала города, были ярко расцвечены красными, зелёными и ярко-синими черепичными крышами – благополучный район, несмотря на японский квартал у его подножия. А возможно, именно из-за этого. Киёаки научили называть синеву этой черепицы киотской синевой.

Они прошли переулками к большому торговому дому и мелочной лавке на задворках японского квартала, и двое японцев, старшего из которых, как выяснилось, звали Гэнь, представили юных потерпевших хозяйке пансиона по соседству. Это была беззубая старая японка, одетая в простое коричневое кимоно; прихожая с алтарём служила и комнатой ожидания. Они вошли к ней, сбросили мокрые дождевики, и она критически оглядела их.

– Все такие мокрые в последнее время, – пожаловалась она. – Вы выглядите так, будто вас вытащили со дна залива. Пожёванных крабами.

Она предложила им сухую одежду, а их вещи отправила в прачечную. В её заведении было женское и мужское крыло; Киёаки и Пэн-Ти дали циновки, накормили горячим рисом и супом, а затем напоили тёплым саке. Гэнь расплатился за них и отмахнулся от их благодарностей в обычной для японцев, резкой манере.

– Оплата по возвращении домой, – сказал Гэнь. – Ваши семьи заплатят мне с превеликим удовольствием.

Потерпевшие на это ничего не сказали. Сыто, сухо; им оставалось только разойтись по своим комнатам и заснуть мёртвым сном.

На следующий день Киёаки проснулся оттого, что в доме по соседству лавочник кричал на своего помощника. Киёаки выглянул из окна своей комнаты в окно лавки и увидел, как рассерженный торговец ударил несчастного юношу по голове счётами так, что бусины, защёлкав, разъехались в разные стороны.

Гэнь вошёл к Киёаки и равнодушно наблюдал за происходящим по соседству.

– Пойдём, – сказал он. – Мне нужно сделать кое-какие дела, заодно покажу тебе город.

Они пошли на юг по широкой прибрежной улице, ведущей к заливу и проходящей через все его мелкие гавани и острова. В южной гавани было теснее, чем в той, что выходила на японский квартал, её залив казался частоколом мачт и дымоходов, а город за и над бухтой громоздился огромной массой трёх- и четырёхэтажных зданий, деревянных, с черепичными крышами, вжавшихся друг в друга в манере, со слов Гэня, свойственной китайским городам и доходившим впритык к линии прилива, а местами даже торчавшим непосредственно из воды. Этот утрамбованный массив зданий занимал всю оконечность полуострова, откуда улицы тянулись с востока на запад, от залива до океана, и с севера на запад, пока не упирались в парки и бульвары высоко за Золотыми воротами. Пролив был затянут туманом, плывущим над жёлтым потоком воды, которая лилась в море; жёлто-коричневый шлейф был настолько обширен, что синева океана нигде даже не проглядывала. На океанской стороне мыса размещались длинные батареи городской обороны, бетонные крепости, которые, как сказал Гэнь, контролировали пролив и воды за его пределами в радиусе пятидесяти ли от берега.

Гэнь сидел на невысокой стене одного из бульваров с видом на пролив. Он махнул рукой на север, где виднелись сплошные улицы и крыши.

– Величайшая гавань на земле. Кто-то скажет, что и величайший на земле город.

– Город большой, это точно. Я не знал, что такие бывают…

– Говорят, сейчас тут миллион людей. И их всё больше и больше. Город просто продолжает достраиваться на севере, в глубине полуострова.

С другой стороны, за проливом, южный полуостров пропадал в болотистых топях и голых крутых холмах. Земля по сравнению с городом выглядела пустынной, и Киёаки сказал об этом. Гэнь пожал плечами:

– Там сплошные болота, и склоны слишком крутые, чтобы строить улицы. Думаю, они в конце концов и туда доберутся, но здесь лучше.

Острова, усеявшие залив, были отданы под резиденции имперских чиновников. На самом большом острове стоял особняк губернатора, крытый золотой крышей. Коричневую вспененную поверхность воды засыпали маленькие лодки, в основном парусники, но иногда моторные. Маленькие квадратные палубы плавучих домов жались вдоль островов. Киёаки радостно наблюдал за сценой.

– Может, и мне сюда переехать. Здесь должна быть работа.