Произведение в алом - Густав Майринк

Один знакомый, которому я в минуту откровения рассказал

о преследующем меня кошмаре, клятвенно заверил, что где-то определенно видел не то фотографию, не то портрет этой женщины. Где именно, мой озадаченный конфидент припомнить уже не мог, однако совершенно точно он висел на стене какого-то

ночного заведения, затерявшегося в каменном лабиринте Гарлема. Знакомый считал, что я, скорее всего, тоже видел его однажды, только мой взгляд скользнул по нему мельком, так что в памяти осел лишь смутный призрак изображенной на портрете женщины. Однако ужас, который исходил от этой зловещей, исполненной поистине неслыханной извращенности личины с траурной повязкой на губах, все же успел запечатлеться в моей душе, заставляя меня теперь теряться в мучительных догадках, где и когда я видел этот инфернальный образ, - нечто подобное происходит, когда мы стараемся вспомнить какое-нибудь забытое имя...

Кажется, разговор наш состоялся совсем недавно, быть может даже вчера, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что этому «вчера» уже по меньшей мере месяц, просто оно превратилось для меня в нескончаемое настоящее. «Как только тебе удастся найти этот портрет, - сказал тогда на прощание не на шутку встревоженный знакомый, - ты сразу избавишься от преследующего тебя наваждения. Все, что для нас, людей, становится объективной реальностью - будь то сам дьявол, - мгновенно утрачивает над нами всякую демоническую власть».

С тех пор я стал спать днем, а по ночам прочесывал злачные заведения в поисках проклятого портрета. Где только не пришлось мне перебывать: и в окраинных трущобных пивнушках, и в шикарных бродвейских кабаре, и в крошечных портовых подвальчиках, и на колоссальных аренах, заполненных до отказа десятками тысяч зрителей, которые, тесно прижавшись друг к другу подбитыми ватой плечами, с нарастающим напряжением следили за поединками истекающих кровью боксеров, однако моим претерпевшим метаморфозу чувствам все это море искаженных азартной лихорадкой лиц представлялось гигантским сонмом восставших из гробов мертвецов, чьи бледные, призрачные маски из стороны в сторону раскачивали порывы потустороннего ветра. Я исходил весь город вдоль и поперек, не пропуская ни одного негритянского танцевального салона, ни одного сомнительного бара, - просматривал залу за залой, обшаривал взглядом самые потаенные уголки, заглядывал под висевшие на стенах циновки... Тщетно...

Пристально вглядываясь в цветных оборванцев всех рас и оттенков кожи, я выискивал среди них таких, которые как свои пять пальцев знали подпольные притоны преступного Нью-Йорка, и при первом же удобном случае заговаривал с ними, пытаясь на невообразимой смеси доступных мне языков выяснить, не приходилось ли им встречать где-либо изображение женщины без рта. Бродяги, окинув меня подозрительным взглядом с головы до ног, либо недоуменно качали головами, либо с проклятиями гнали прочь, принимая не то за умалишенного, не то за окончательно спившегося забулдыгу, кое-кто, цинично ухмыляясь, предлагал мне рот без женщины... Однажды я, казалось, был уже у цели - один китаец в ответ на мой вопрос принялся усердно кивать: «Портрета нет, есть сивой сенсин... а рот нет, са-сем рот?.. Селовать сенсин мосно без рот... Господина ходить са мной!..» - и, вцепившись в мою руку, он стал тянуть меня за собой. Я разочарованно отстранился: курильщик опиума...

Когда это было? Похоже, вчера... Во всяком случае, так мне кажется. А сейчас снова ночь, и я сижу в каком-то подозрительном гарлемском баре за стоящим особняком столиком, отделенном от залы зелеными занавесками, и жду некоего мистера Сида Блэка. Цветные говорят, что нет такой вещи на свете, о которой бы не знал «масса Блэк», ибо он ясновидящий. Родом сей колдун из Порт-о-Пренса, однако чрезвычайно гордится своими предками - чистокровными ашанти[163], выходцами из самого сердца Африки. Меня предупредили, что ясновидящий все время находится в полубессознательном состоянии, вызванном постоянным употреблением наркотиков, однако по нему не заметно ни малейших признаков кейфа: в эйфории пребывает лишь его дух, тело же, несмотря на безумные дозы вводимого в организм зелья, остается вне действия страшных препаратов...

Передо мной стоял высокий стакан «лимонада»[164] - гремучая смесь рома и денатурированного спирта, - я сидел и ждал,

отрешенно глядя на зеленый занавес, по ту сторону которого висевшие на стене часы пробили два раза. Кажется, прошли десятилетия с тех пор, когда я последний раз слышал бой часов. Этот забытый звук привел мою кровь в волнение, и я вдруг с какой-то пронзительной ясностью почувствовал: сейчас, в эту самую минуту, мне наконец откроется, кем в действительности была зловещая женщина, скрывавшая свой рот под траурной вуалью. То, что ее изображения никогда не было, да и не могло быть, стало мне понятно час назад, когда внезапная вспышка озарения заставила меня вздрогнуть: мой знакомый ошибался - он тоже никогда в жизни не видел ни портрета, ни фотографии женщины без рта. Наивно искать в этом мире то, что принадлежит миру иному. Судя по всему, своим рассказом я магнетически привлек эту жуткую потустороннюю сущность, и мой знакомый, с ужасом ощущая невидимое присутствие кошмарного призрака, на некоторое время утратил контроль над собственным сознанием, которое тут же, дабы окончательно не угаснуть, внушило ему «спасительную мысль»: мол, он уже где-то видел изображение этой странной женщины. Какой же демонически могучей должна быть призрачная власть сего инфернального суккуба, нижняя часть личины которого была словно окутана остатками полуистлевших погребальных пелен!..

Узкая рука в белоснежной лайковой перчатке раздвинула зеленые занавески, и в мой закуток проникла высокая узкоплечая фигура. Словно выточенное из эбенового дерева лицо этого одетого с изысканной элегантностью денди было таких безукоризненно классических пропорций, что мне на миг почудилось, будто я вижу перед собой античную эллинскую статую. Меня не обманули, Сид Блэк и вправду держался с аристократическим достоинством, ни единым движением не выдавая, что пребывает практически в трансе, и лишь по тем не совсем адекватным, характерно отрывочным фразам, с которыми обратился ко мне этот присевший за мой столик экстравагантный чернокожий, я мог хотя бы приблизительно составить представление о степени его невменяемости - думаю, она была почти предельной, так

как мой собеседник поминутно извлекал из кармана изящную серебряную табакерку и, зажимая поочередно то левую, то правую ноздрю, быстро и жадно вдыхал белый порошок. Судя по всему, кокаин...

- Говорите! - резко и повелительно бросил колдун, и это про звучало так, словно он обращался к своему лакею.

Уязвленное чувство собственного достоинства, всосанное всеми представителями белой расы с молоком матери, уже было восстало во мне - и тут же сникло, когда меня прожег испепеляющий взгляд этих мертвенно-стеклянных, горящих как уголья глаз, и слова вдруг сами, помимо моей воли, стали слетать с губ... Я говорил и говорил, пока не рассказал все... Однако колдун продолжал допытываться: