Колдуны и министры - Юлия Латынина

Ханалай замолчал. В камере было темно и сыро, и от этой сырости громко потрескивал фитиль в масляном фонаре. Узловатая тень Ханалая протянулась по всему полу, и на стенах поверх ее плясали красоватые сполохи.

– Я чрезвычайно сожалею, – повторил Ханалай, – что не могу прийти к согласию с вами, господин Арфарра.

– Я также чрезвычайно сожалею об этом, господин Ханалай.

Разбойник помолчал, повернулся и вышел.

* * *

На следующее утро Арфарру провели по улицам лагеря к большим белым воротам, в верхней части которых Ханалай имел обыкновение распинать преступников. С него сорвали почти всю одежду. Собралось множество народу. Государь Варназд плакал, закрываясь рукавом.

Ханалай приказал прибить Арфарру за руки к верхним балкам, прямо под фигурами переплетенных деревянных змей, постоял немного и ушел. Потом ушли его военачальники. Часа через три дорога у ворот опустела. Стоял лишь десяток стражников, у стены, закрыв лицо, сидел яшмовый араван. Время от времени в ворота проезжали всадник или телега, один воз, доверху нагруженный сеном, чуть не задел ног Арфарры.

Сначала Арфарре были видны с высоты холмы, и взгорки, обнаженные деревья и цветущие вишни, и дальняя голубая река, изогнувшаяся на солнце. Потом они покрылись каким-то неровным сиянием, стали дрожать и распадаться на капли.

Арфарре стало трудно видеть эти реки и холмы как реки и холмы, словно расскочилась цепочка, связывавшая мир и его глаза.

Солнце закрутилось и заплясало, в небе появилась большая белая птица. Одно крыло у птицы было с красной полосой, другое – с синей полосой. Она летела, тяжело махая крыльями. Это была та самая птица, на которой четверть века назад прилетел Ванвейлен. Птица села у самых ворот, из нее высунулся Клайд Ванвейлен и поманил Арфарру рукой. Арфарра сошел с ворот и уселся верхом на птицу. Ванвейлен обнял его за плечи. Потом птица замахала крыльями и стала подниматься с душою Арфарры в небеса, все ближе и ближе к желтому сверкающему глазу солнца.

Потом Арфарра умер.

* * *

Три дня Ханадар Сушеный Финик старался не ходить близко от Киссура. На четвертый день он взял коня, собаку, девицу из числа пленных, заплел коню гриву, посадил девицу в корзинку и поехал во дворец к Киссуру.

Киссур вышел к нему бледный и немного рассеянный. Коня он погладил, а корзинку велел отнести наверх.

Тогда Ханадар Сушеный Финик сказал:

– Что ты томишься? Сегодня по Левой Реке идут баржи с продовольствием для Ханалая. Можно сжечь их у Рачьего Шлюза.

– Отлично придумано, – сказал Киссур.

Взяли двести человек и поехали.

Все сошло как нельзя изумительней, – баржи сожгли, а одну, с красивыми подарками, даже успели разграбить. Дружина потянулась к столице, а Киссур завернул в Рачий Городок, в семи верстах от городских стен: военным чиновником в этом городке был Хаттар, верный его вассал. С Киссуром были полторы сотни всадников и одна собака. Подскакали к стенам, протрубили в раковины, – ворота, однако, оставались закрытыми.

– Клянусь божьим зобом, – закричал Киссур, – что вы все там, упились, что ли? Позовите Хаттара.

Тут Киссур поднял голову и увидел, что Хаттар стоит на стене вверху, немного прячась за свой щит.

– Что за шуточки, – закричал Киссур, – почему не приветствуешь гостей? Или ты забыл, что гость есть посланец богов и дверь на небеса?

Хаттар некоторое время мялся за своим щитом, а потом ответил:

– Киссур! Я рад бы был раскрыть тебе ворота, но не знаю, захочешь ли ты в них войти. Слышал ли ты, что Арфарра сейчас в стане Ханалая?

Киссур выпучил глаза и вскричал:

– Что за вздор!

– А вот и не вздор, – отвечал Хаттар – а в наш городок пришел человек от Арфарры и Ханалая. Мы слушали его на народном собрании, и постановили перейти на сторону государя и не подчиняться такому, как ты, изменнику.

– Негодяй, – сказал Киссур, – ты забыл долг подданного и вассала!

– Я тоже так думаю, – печально согласился Хаттар, – и, наверное, в следующем рождении я буду гладкокожей лягушкой. Но Арфарра завел обычай делать все по воле народа, а народ прельстился словами этого человека о том, что если мы станем на сторону Ханалая, то, когда столицу будут грабить, нашего городка не тронут.

Тут Киссур краем глаза увидел, что Сушеный Финик украдкой снимает с седла лук. Киссур усмехнулся и закричал:

– Дурак ты, Хаттар! Почему ты не впустил нас в город и не накинул сверху сеть? А теперь Ханалай скажет, что ты изменник, и ваш городок все равно сожгут.

– Ах, – сказал Хаттар, – я, по правде говоря, сам хотел так сделать, но в городском совете испугались этого плана, особенно те, чьи лавки – у городских ворот. Они сказали, что это гнусно, и что если впустить вас внутрь, вы можете причинить лавкам большой пожар.

Тут Сушеный Финик вскинул лук, стрела пробила шлем изменника, и тот кувыркнулся вниз.

– Поистине, – сказал Киссур, – чем больше дураков соберется вместе, тем глупей их решение!

Полторы сотни всадников и одна собака поскакали прочь, от стрел, посыпавшихся на них с городских стен.

Хаттар разговаривал с Киссуром так долго потому, что, завидев его, немедленно послал гонца к Ханалаю. Неподалеку от городка этот гонец встретил две сотни всадников во главе с Шадамуром Росянкой. Шадамур усмехнулся и приказал своим людям засесть в лощинке неподалеку. Кони у его отряда были подкованы задом наперед.

Шадамур Росянка был верным вассалом Киссура, но между ним и Сушеным Фиником была неприязнь. Из-за этой неприязни Киссур отпустил его в лагерь Ханалаю, и Шадамуру всегда казалось, что Киссуру следовало бы отпустить Ханадара Финика, а его, Росянку, оставить.

Киссур доехал до спуска в лощину и сказал:

– Если там засада, мы пропали! Смотри, сколько следов на дороге!

– Ба, – ответил Ханадар Сушеный Финик, – это следы из лощины, а не в лощину.

– Сдается мне, – возразил Киссур, – что эти лошади подкованы задом наперед.

И они повернули коней.

Когда Шадамур Росянка увидел, что его смертельный враг Сушеный Финик и Киссур уходят, он грохнулся от огорчения наземь, разодрал на себе кафтан, а потом вскочил на коня и гаркнул: «За мной!»

Они скакали по мокрым полям под весенним небом, и когда Шадамур увидел, что его всадники выдыхаются, он закричал им остановиться, а сам вынул желтую тряпку переговоров и поскакал вслед за Киссуром со своим племянником. Киссур тоже приказал своим людям остановиться у придорожной часовни. Шадамур с племянником подъехали к ним и спешились по знаку Киссура. Поворот дороги и деревья скрыли их от собственного отряда.

– Ну, – справился Киссур, – что ты мне хотел сказать?

– Я хотел сказать, – полез поперек старших племянник, – что господин Арфарра сейчас в лагере Ханалая. Он покаялся перед государем в своем упорстве и заключил с Ханалаем мир. Он умоляет вас перейти на сторону Ханалая, и в знак того, что я говорю правду, посылает вам половинную печать.