Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи

черты сицилийских мужчин, и Флорио в особенности, – вмешивается в разговор Джулия. – Они всегда найдут себе приключений, забавных или не очень, и сумеют обаять, прекрасно зная час и минуту, когда надо возвращаться к жене. – Она бросает на Мадду обжигающий взгляд.

В эту секунду с мола доносится голос Винченцо, усиленный латунным мегафоном. Винченцо приветствует гостей и под их аплодисменты объявляет имена участников. Сначала в разряде гоночных: «Флаинг фиш», принадлежащая Лайонелу Ротшильду, «Галлинари II», оснащенная мотором фирмы «Делахай» и «Нью-Трефле III» Эмиля Тюрона. Затем в разряде крейсерских: «C.P. II», построенная в Неаполе, «Адель» Дзанелли и «Ал’Эрта», с каркасом от Галлинари и мотором ФИАТ.

Пушечный выстрел извещает о начале гонки, которая тут же превращается в страстную дуэль между «Ал’Эртой» и «Флаинг фиш», оставивших «Адель» позади. Выиграет «Флаинг фиш», которая финиширует, преодолев десять кругов – в общей сложности сто километров – за два часа восемнадцать минут.

Франка и Джулия внимательно и увлеченно следят за гонкой, то и дело задавая вопросы Иньяцио и Людовику о рулевых, лодках и их скорости. Мадда после первых же кругов, сославшись на шум, вызывающий у нее головную боль, уходит прогуляться.

Когда Джулия поворачивается к Джузеппе, она видит пустое кресло. И не может скрыть своего разочарования.

* * *

Зима – как привидение на вилле в Оливуцце. Она перемещается беззвучными шагами в вуали из позолоченной пыли, словно в тюлевом покрывале, которым иногда укрывают покойных. Прячется среди теней, которые растянулись по комнатам, колышет бархатные занавески, скользит по полу в черно-белую шашечку и приносит с собой эхо тех дней, когда дом был полон детских голосов и смеха. Это грустное привидение, но Джованна уже хорошо его знает. Оно живет с ней в этих комнатах, ставших ей родными.

Пока 8 февраля 1908 года судьба не перетасовывает карты.

Глубокой ночью Джованну будят крики слуг, топот шагов, громкий стук хлопающих дверей. Растерявшись, она сразу не осознает, что это за едкий запах, который забирается к ней в нос, заставляет ее чихать. И вдруг понимает. Больше чувствует, чем видит. Огонь. Пожар.

Где-то рядом, говорит она себе, сбрасывая ноги с кровати. Доходит до двери, распахивает ее: в коридоре второго этажа клубится черный дым, карабкается по шелковой обивке стен и деревянным с позолотой дверям. Джованна хватает шаль, выбегает из комнаты, бросается на третий этаж, где спит Иджеа. И на лестнице сталкивается с няней, с девочкой на руках: она спешно несет ее в безопасное место, а за ней бегут две служанки, босиком, в ночных сорочках.

Женщины торопятся покинуть дом и несколько слуг бегут им навстречу, заворачивают Иджеа в одеяло, кричат, молятся. Пока Джованна пьет воду из кувшина, чтобы унять кашель, они объясняют ей, что мужчины остались внутри и пытаются остановить огонь, чтобы он не распространился по всей вилле.

И только тогда, когда прибывает пожарная машина, Джованна поворачивается. Тепло огня ласкает ее кожу, прогоняя холод этой февральской ночи и страха. Не обращая внимания на крики слуг и плач Иджеа, она смотрит на пламя, охватившее ее дом, прислушивается к треску раскалывающихся балок и визгу оконных стекол, рассыпающихся на осколки. И думает только о том, что, когда этот красный свет погаснет и адское тепло исчезнет, она наконец вернется в свою комнату, заснет в своей постели. Вернется в свою жизнь, наполненную воспоминаниями, защищенную тем, что ей больше всего дорого, оберегаемую призраками. Все будет как раньше, повторяет она себе.

Так она и стоит без движения, прижав руки к животу, до приезда Франки с Иньяцио. Франка была на приеме у Трабиа и почувствовала себя плохо при известии о пожаре. Иньяцио вместе с Винченцо в Театре Политеама смотрел на состязание борцов, о пожаре ему сообщили карабинеры. Франка закутывает Иджеа в лисью накидку, подходит к свекрови и нежно берет ее за руку. Но Джованна не реагирует и стоит как завороженная, даже когда Иньяцио накидывает ей на плечи свое пальто.

Иньяцио принимает решение. Зовет водителя, приказывает отвезти всех женщин на «Виллу Иджеа». Им нужно отдохнуть, все равно здесь уже нечего делать. Нечего, во всяком случае, пока пламя не потушат.

Сидя между Франкой и няней, Джованна вжимается в пальто сына. Когда автомобиль трогается с места, закрывает руками лицо.

* * *

Иньяцио первым на следующий день входит в сгоревшие комнаты. Пожар возник случайно, сказали им пожарные. Может, в камине догорал огонь и искра упала на занавеску или ковер… Какое теперь это имеет значение?

С тяжелым сердцем Иньяцио ходит среди почерневших стен, проводит пальцами по ошметкам обивки, потрескавшейся от жара, пробирается через обгоревшую мебель, остатки ценнейших фарфоровых ваз и изуродованных картин. Наконец доходит до спальни матери.

От этой комнаты, нескольких гостиных и от великолепного бального зала не осталось ничего, кроме стен. Другие комнаты на первом этаже, включая кабинет, чудесным образом уцелели. И к счастью, пожар не перекинулся на новое крыло виллы. Комнаты его и Франки, столовая, зимний сад и зеленая гостиная не повреждены.

Сидя в кресле в саду на «Вилле Иджеа», Джованна кутается в большую шаль и слушает сына. Как бы ни было тяжело, Иньяцио знает, что нет смысла скрывать правду. Он говорит медленно, стараясь не выдать огорчения, но Джованна улавливает его, чувствует кожей, как чувствовала вчера тепло огня.

Потом Иньяцио вытаскивает что-то из кармана пиджака.

– Вот, это я нашел на полу вашей комнаты, – говорит он, подавая ей бриллиантовое колье, черное от сажи. – Мне жаль. Боюсь, жемчуга и камеи не уцелели. Но мы все равно попробуем их поискать, – тихо добавляет он.

Джованна берет колье. Золото расплавилось от жара, камни потеряли блеск. Вертит в руках и не узнает его, потому что нет, не может быть, чтобы это был подарок мужа. Потом вспоминает про большую шкатулку из слоновой кости на туалетном столике, в которой хранились ее украшения.

И внезапная мысль пронзает ее.

Она больше никогда не увидит тканевые туфельки, вышитые Джованнуццей. Батистовой рубашки ее Винченцино, отделанной руками донны Чиччи. Последнего флакона одеколона Иньяцио. Его очков. Его серебряных четок с кораллами. Фотографии мужа, сына в матроске и умерших внуков, расставленные на комоде так, что они были первым, что она видела утром, и последним, на что падал взгляд вечером. Одежду из ее гардероба. Сорочку, которую она надела в первую брачную ночь. Медальон с локоном Иньяцио. Молитвенник, в котором она хранила портрет маленького Бласко. Тетради Винченцо с упражнениями по-немецкому языку. Его скрипку. Камчатные занавески. Четки донны Чиччи. Большой портрет Иньяцио, написанный,