Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

Понимал Всеволод, что Роман ныне силён и выгоднее иметь его в союзниках. Отказываясь принять и утвердить новый порядок княжения, он писал:

«Тако мыслю я, что Киева ныне не надобно ни мне, ни тебе. У обоих нас есть отчины, ты и я оба радеем об усмирении Руси. Потому, брат, вот тебе моё слово - Киев ты оставь, а сам иди к себе на Волынь. Рюрик из града ушёл - так надобен ему новый князь, а какой - про то помыслим особо. Но ни тебе, ни мне в нём не сидеть».

Опустив руку с письмом, Роман взглянул на смирно стоявшего Кузьму Ратшича.

- Не желает Киева Всеволод, - сказал он. - Но и мне его не даёт. Ряда мово принять ему не можно, поелику не желает он преступать старину. А сам по ряду же и поступает - хощет дать Киеву князя по своей воле. Как собака на сене сидит Всеволод - ни тебе, дескать, Киева, ни мне!

Кузьма Ратшич смиренно опустил глаза. Он был много наслышан о буйном нраве Романа. Обычно волынский князь в гневе заикался, топал ногами и, случалось, поколачивал бояр. Вот и сегодня загорелся в его тёмных глазах опасный огонёк. Кузьма сказал со всей невозмутимостью и смирением:

- То воля Князева, не моя.

- Ловок твой князь, - Роман помолчал, сжав губы. - Ладно. Ступай. Да будь вечером на пиру. Я после ответ дам.

Едва Ратшич вышел, Роман велел кликнуть своих бояр и просидел с ними до самого вечера, пока не пристало идти пировать.

Крепко обижен был Роман на Всеволода, но - странное дело! - не потому, что натолкнулся на решительный отказ. Он чуял, что Всеволоду не по нутру его усиление. Он сам с неменьшей тревогой следил несколько лет назад, как ловко укротил владимиро-суздальский князь котору меж Мономашичами и Ольговичами и как рядился из-за него с Ярославом черниговским. Всеволод был себе на уме. Не Роман был его главным врагом, а те же князья, что тянут каждый в свою сторону и не видят дальше своего носа. Двое их было - Всеволод на севере и Роман на юге Руси - сильных князей. Сила нашла силу. И оценила её по достоинству.

А потому Роман, хоть и недовольный - его детище, его снем и новый порядок княжения на Руси почил в бозе, ибо все князья смотрели Всеволоду в рот, а он не желал ничего менять! - но всё же шёл на пир с твёрдым решением, которое было по нраву ему самому. Удоволит оно и Всеволода, и всех, кроме Рюрика Ростиславича… Но вот его-то ни Роман, ни Всеволод утешать не хотели.

На пир были приглашены все - не только бояре и владимирские послы, но и до сей поры обретавшиеся в Киеве князья: Ингварь Ярославич, Мстислав Немый, двое из четырёх братьев Владимировичей. Ближе к Роману сидели Кузьма Ратшич, как посол, и князья. Бояре и знатные думцы чуть подалее.

Как обычно, первую чару подняли за старшего князя, после пили за Всеволода Большое Гнездо и всех присутствующих князей по отдельности. Киевские бояре старались вовсю, выслуживаясь перед новым князем, - выхвалялись, клялись в верности. Боярин Чурыня пожелал поднести князю в дар лучшего коня своего табуна. Сдеслав Жирославич от полноты чувств обещал умереть за Романа и клялся, что коли тот поведёт их на половцев, половину своей добычи отдаст князю без спора. Выслушав речи бояр, Роман встал, поднял перед собой наполненный вином турий рог.

- Братья-князья и вы, бояре волынские и мужи киевские! - молвил он, и застолье понемногу стало стихать. - Хощу поведать вам о своём решении. Любо мне сидеть в Киеве, любо быть вашим князем. Сие есть великая честь для меня. И то, что приняли меня мужи киевские, и то, как обласкан я был киянами, - я сего не забуду. Любы вы мне.

- Ты наш князь! - закричали бояре. - Тебе верны до скончания века! Живот положим за тебя! Только ты и достоин княжить в Киеве!

- Мономахов корень! - басом провозгласил боярин Чурыня. - Владимир Мономах воскрес в тебе, княже!

- И сие зело лестно мне слышать, - кивнул Роман. - Но покажу я себя более достойным, ежели уйду из Киева.

В палате повисла изумлённая тишина, а потом её нарушил гул голосов.

- Да как же это, княже? Да на кого ж ты нас бросаешь? - загалдели все. - Да как же мы без тебя? Останемся яко овцы без пастыря! Неможно Киеву без князя!

- Да как же без князя-то? - улыбнулся Роман. - Даю я вам князя. И не худого гнезда сокола - своего подручника Ингваря Ярославича луцкого. Встань, Ингварь Ярославич! Пущай поглядят на тебя кияне!

Тот сидел по левую руку от Романа, между Мстиславом Немым и Ростиславом Владимировичем и, услышав своё имя, застыл столбом. Понукаемый князем, он встал, смущённо хлопая глазами и отказываясь верить. Отец его, Ярослав Изяславич, умер, не побывав на золотом столе, и сын его был уверен, что всю жизнь и проживёт в Луцке, служа двухродному брату. И тут такая несказанная удача. Ингварь и верил, и не верил.

А Роман повыше поднял турий рог и, громко провозгласив:

- Здоровье Ингваря Ярославича киевского! - выпил до дна.

Спеша выслужиться, бояре стали один за другим поднимать свои чаши. Смекнули они - нет у Ингваря своих советников. И ежели кто ловок да удал, сумеет при таком князе взлететь выше, чем мечталось.

А Роман, допив рог, покосился на Кузьму Ратшича и подмигнул ему - вот, мол, как я сделал. И Всеволода уважил, уйдя из Киева, и дал городу в князья своего подручника, тем самым присоединив Киев к Галицко-Волынскому княжеству.

Всеволод удовольствовался таким решением, но не смирился Рюрик Ростиславич. Обозлённый на весь мир, он желал отомстить и, прознав, что в начале осени Роман Мстиславич воротился в Галич, к жене и сыну, понял, что его час настал.

На Руси у него больше не было союзников - связываться с неудачником и пытаться отвоевать для него Киев, споря с сильнейшими князьями Руси, Романом Мстиславичем и Всеволодом Юрьичем, охотников не находилось. И Рюрик решил прибегнуть к средству, к которому обращались многие князья и до него.

Выехав осенью с малой дружиной и небольшим, доверху груженным дарами обозом, Рюрик устремился в степь. Далеко обходя большие города и торные дороги, стараясь не попасть никому на глаза, чтобы раньше времени не подняли тревоги, он шёл на поиски половцев.

В дороге его застигла осенняя распутица, пришлось задержаться. Дороги размыло, колеса подвод вязли в грязи по ступицу, волы и кони выбивались из сил. Но вскоре подморозило, пошёл первый снег, а когда раскинувшаяся перед Рюриком равнина покрылась снегом, дозорный увидел у самого окоёма чёрные точки - половецкие разъезды.

В ту зиму хан Кончак зимовал в низовьях Днепра, на левом его берегу. В низине между двух холмов возле небольшой речушки беспорядочной толпой стояли юрты, между ними задирали к небу оглобли повозки, дымились костры, вокруг бегали ребятишки и бродили собаки. Скот и кони табунщики пасли в стороне, и Рюрик с дружиной сперва выехал именно на пастухов, перегонявших стадо на новое место. Они-то и упредили Кончака, что к нему пожаловали гости с Руси.

Хан скучал и приказал допустить урусов к себе. Он развалился на подушках в шатре, потягивая айран, справа и слева сидели младшие ханы и беки, а Рюрик и его советники расположились напротив. Поджав под себя ноги, морщась от непривычной позы, вручский князь терпеливо прихлёбывал из пиалы мутноватый кумыс.