Простые смертные - Дэвид Митчелл

…и тут вдруг обнаружил, что снова забыл имя главного героя. Да и хрен с ним. Некоторое время он у меня был Данканом Фраем, но Кармен сказала, что это звучит как имя шотландского владельца закусочной «фиш-н-чипс», и я сменил его на Данкан Мактиг, но и это «Мак» явно было чересчур шотландским. Тогда я решил, что остановлюсь на Данкане Драммонде, сокращенно ДД. Итак, Данкан Драммонд; 1840-е годы; каменщик. Он уезжает в Австралию, селится на реке Суон и строит маяк на острове Роттнест. Гиена Хол не был уверен в этой книге – «Хотя, конечно, это свежий ход, Крисп…» – но я, проснувшись однажды утром, вдруг понял, что во всех моих романах фигурируют современные лондонцы, принадлежащие к верхнему среднему классу, и каждому из них жизнь выворачивает все внутренности наизнанку в связи с какой-нибудь катастрофой или скандалом. Повторы, замедляющие развитие сюжета, боюсь, вызывали недовольство критиков и до той злополучной рецензии Ричарда Чизмена. Да и теперь возникло несколько небольших проблем, связанных с новым романом о Роттнесте, которые кружили возле меня, точно коричневые морские звезды, а именно: пока мне удалось написать всего три тысячи слов, причем далеко не самых лучших за все годы моего творчества; кроме того, новый, «самый последний», срок сдачи рукописи – был назначен на 31 декабря этого года, а издатель Оливер уже был примерно наказан за то, что «преждевременно» представил мой новый роман, так что его поспешно назначенный последователь Курт сразу завел весьма неприятные разговоры о том, что выплаченный аванс мне придется вернуть.

Интересно, сможет ли сдобрить повествование парочка симпатичных квокк?

Да будь оно все проклято! Неужели здесь не найдется ни одного ночного бара?

* * *

Аллилуйя! Мне удалось отыскать бар «Sky High» на сорок третьем этаже, и он все еще был открыт. Я бросил свое усталое тело в кресло у окна и заказал порцию коньяка за двадцать пять долларов. Вид из окна был такой, что просто умереть. Ночной Шанхай – это живая душа, состоящая из миллиона огоньков: оранжевых, которыми отмечены скоростные пути; крошечных пикселей белого и красного цвета – фар и задних фонарей автомобилей; зеленых огоньков светофоров; мерцающих голубыми вспышками сигнальных огней самолетов; огней на крышах офисных зданий – ярких по ту сторону шоссе и размытых, кажущихся всего лишь световыми точками, за много миль; и каждый огонек – словно микрочастичка жизни, семьи, одиночества, мыльной оперы; жестким светом прожекторов были освещены крыши небоскребов в Пудуне; гораздо ближе мерцали анимированные рекламные щиты – часы «Омега», мужские плащи «Берберри», фильм «Железный человек-5»; в ночное небо били гигаватты света практически любого постижимого оттенка, кроме цвета луны и звезд. «В тюрьме нет расстояний, – писал Ричард Чизмен в одном из писем нашему «Союзу друзей», – нет окон, из которых было бы видно что-то за пределами тюремного двора; самое большее, что мне удается увидеть из окна, это верхняя часть стены, опоясывающей двор для прогулок. Ох, многое бы я отдал всего лишь за возможность видеть вдаль хотя бы на несколько миль. Вид необязательно должен быть красивым – мне было бы вполне достаточно и городских трущоб, – но пространство перед окном должно быть никак не меньше нескольких миль».

А ведь это Криспин Херши туда его засадил!

Это Криспин Херши его там держит!

– Здравствуйте, мистер Херши, – донесся до меня голос какой-то женщины. – Какая приятная и неожиданная встреча!

Я даже подскочил от неожиданности.

– Холли! Здравствуйте, дорогая! Я просто…

Я не знал, как лучше закончить приветствие, и мы поцеловались «по-европейски», касаясь щекой щеки, как добрые друзья. Холли выглядела усталой, как, собственно, и должен выглядеть человек, преодолевший разом столько часовых поясов, но бархатный костюм смотрелся на ней просто великолепно – Кармен частенько ездила с Холли по магазинам.

Я указал на несуществующего третьего в пустом кресле и пошутил:

– Не сомневаюсь, вы хорошо знакомы с капитаном Джетлагом, не так ли?

Она глянула на пустое кресло и тоже отшутилась:

– О да! В последние несколько лет мы с ним особенно сблизились.

– Откуда вы сюда прилетели? Из Сингапура?

– Хм… дайте подумать. Нет, из Джакарты. Сегодня ведь понедельник, верно?

– Добро пожаловать в «литературную жизнь»! Как там Аоифе?

– Официально влюблена. – Улыбка Холли по этому поводу была сложной, и в ней угадывалось по меньшей мере несколько уровней. – Ее молодого человека зовут Орвар.

– Орвар? Из какой же галактики прибывают к нам люди с именем Орвар?

– Из Исландии. Аоифе ездила туда неделю назад – знакомиться с его родственниками.

– Повезло Аоифе. И Орвару повезло. А вам этот молодой человек нравится?

– В общем да. Аоифе несколько раз привозила его в Рай. Он учится в Оксфорде и, несмотря на свою дислексию, изучает генетику. Только не спрашивайте, как это у него получается. К тому же у него золотые руки, и он постоянно все чинит – шкафы, двери в душевой, сломанные жалюзи. – Холли попросила официантку, поставившую на стол мой коньяк, принести ей стакан местного белого вина. – А как Джуно?

– Джуно? Да она, черт побери, еще ни разу в жизни ничего не починила!

– Да нет, глупый! Ваша Джуно уже встречается с мальчиками?

– А, вы об этом. Нет, по-моему. Во всяком случае, пока. Ей ведь всего четырнадцать. М-м-м… вот вы, например, в четырнадцать лет обсуждали своих поклонников с отцом?

У Холли звякнул телефон. Она посмотрела и сказала:

– Это для вас. От Кармен: «Напомни Криспину, что я велела ему ни в коем случае не есть дуриан». Вам это о чем-то говорит?

– Увы, да.

– Так вы переезжаете на новую квартиру в Мадриде?

– Нет. Но об этом потом. Это слишком долгая история.

* * *

– Роттнест? – Холли постучала ногтем по бокалу с вином, словно проверяя, как он звучит. – Ну, Кармен, возможно, уже упоминала, что я в разные периоды жизни слышала голоса, которые не слышали другие люди. Или же была совершенно уверена в чем-то таком, о чем никак не могла знать заранее. Или иногда как бы служила рупором для… неких существ, не имевших ко мне никакого отношения. Извините, я понимаю, что последнее утверждение звучит так, словно мы на спиритическом сеансе, но тут уж ничего не поделаешь. И в отличие от спиритического сеанса я отнюдь никого не призываю. Эти голоса просто… атакуют меня, что ли. Даже когда я совсем этого не хочу. Даже когда я очень сильно этого не хочу. Но они все равно делают со мной что хотят.

Все это было мне знакомо, и я спросил:

– У вас ведь степень по психологии, верно?

Холли сразу поняла подтекст вопроса; она взяла свой бокал, свободной рукой как бы слегка ущипнула себя за какую-то неопределенную отметину на переносице и сказала:

– Ладно, Херши, вы выиграли. Летом 1985 года мне было шестнадцать. Прошло уже двенадцать месяцев с тех пор, как пропал Жако. Мы с Шэрон жили у родственников в Бантри, это графство Корк. Однажды дождливым днем мы с ней, собрав малышню, играли в «Змеи и лестницы», и вдруг – даже теперь, три десятилетия спустя, Холли вздрогнула – я то ли поняла, то ли услышала, то ли почувствовала уверенность – называйте как хотите, – что совершенно точно знаю, какое сейчас выпадет число. Мой маленький кузен потряс подставку для яйца, и я подумала: на игральных костях выпадет «пять». И выпало «пять»! И потом, что бы я ни задумала, выпадало именно это: один, пять, три. И так далее. Случайное совпадение? Но так получалось все время! А ведь кубик бросали больше пятидесяти раз! Боже мой, как же мне хотелось, чтобы это прекратилось! И я все думала: ничего, сейчас я, конечно, ошибусь, и тогда можно все списать на совпадение… но «совпадения» все продолжались и продолжались, и тут Шэрон сказала, что ей нужно «шесть», и тогда она выиграет, и я сразу поняла: именно «шесть» у нее и выпадет. И выпало «шесть». К этому времени голова у меня просто раскалывалась от боли, так что я отказалась играть дальше, уползла к себе, сразу легла в постель и уснула. Когда я проснулась, Шэрон и наши многочисленные кузены играли в «Ключ». Я присоединилась к ним, и все пошло нормально. Разумеется, я сразу стала убеждать себя, что просто вообразила себе способность угадывать, какое выпадет число. И к тому времен, как мы с Шэрон вернулись в наш старый и скучный Грейвзенд, мне уже почти удалось себя убедить, что все случившееся было просто… случайным совпадением; к тому же из-за головной боли я не очень ясно помнила события того дня.