Стреляй, напарник! - Андрей Олегович Белянин

фруктов. – Ничего я не творил. Это вообще не я. Этот ваш мрамор, чего он такой скользкий.

– Не вали на мрамор, непарнокопытный! – строго оборвал его сатир. – Он у нас самый лучший во всём полисе. Уложенный известными мастерами…

– Известными не значит лучшими! Всё равно скользкий, по нему же ходить невозможно.

– Так ты и не ходишь, ты носишься как оголтелый!

– Я спешил с докладом, – чуть не плача, возразил кентаврик. – Где я нёсся? Вы ещё не видели, как я носиться могу. Хотите увидеть, как я ношусь?

– Упаси нас Зевс от такого зрелища!

– Пенелопус! Келкас! Успокойтесь! – Негромкий, но строгий голос Марии мгновенно прекратил спор. – Что срочного?

– Тётушка Эльпида послала меня к вам с докладом. – Встав на тонкие жеребячьи ножки, мальчик-кентавр склонился в поклоне. – Она спешит сообщить вам, что распоряжение насчёт купальни выполнено, ванна готова и ждёт госпожу в свои горячие объятия.

– Объятия? Кто меня ждёт в объятия? Эльпида?

– Да нет же, – чисто по-лошадиному фыркнул Келкас. – Ванна! Вас ждёт ванна. А тётушка Эльпида послала меня сообщить вам об этом.

– А-а, понятно. – Мягкая, задорная улыбка озарила лицо гречанки. – Извини, меня сбили с толку твои слова про объятия. Всё время забываю, что ты у нас романтик.

Помогая Варе вылезти из фонтана, Мария спросила:

– Вы со мной, хилиарх Варвара? Горячие объятия ванны, как выразился Келкас, – звучит очень романтично. Так и тянет скорее в эти объятия упасть.

– Благодаря этому коню мы с вами уже фактически вымылись, – пробурчала лейтенант, недобро смотря на Келкаса и хлопая ладонями по своим мокрым джинсам.

– Ну, бросьте, дорогая моя! – успокаивала её гречанка, задрав подол хитона и выжимая его, как тряпку. – Не судите юношу столь строго. Он молод, горяч, порывист, не может сдерживать рвущуюся из него энергию. Его, как и всех в таком возрасте, тянет бегать, скакать, совершать малые глупости, так свойственные детям.

– О, если бы они совершали только «малые глупости»! – сквозь зубы процедила Варя, расстёгивая и снимая штаны. – Так ведь эти остолопы и большие беды творят, не сознавая масштабов и последствий своей безответственности.

По её взгляду было трудно понять, имеет она в виду несозревшую молодёжь в лице Келкаса или присутствующих во дворике трёх особей мужского пола, которые полными восторга глазами пялились на стройные ножки обеих девушек, пока те, нимало не смущаясь, выжимали одежду…

«Вау-у-у! – мысленно восхитился Тимохин, скользя взглядом по нежной коже Вариных ног. – А ведь это первый раз, когда я её без штанов вижу. В том смысле, что ни разу при наших встречах, хоть их было и немного, она юбки не носила. Всегда длинные, мешковатые штаны. А зря! Такую красоту под материей прятать – настоящее кощунство…»

– Бесполезно! – посетовала Мария, отпуская подол хитона. – Так не выжать, надо сушить. Не мучайтесь, моя дорогая. – Она подошла к гостье, пыхтевшей над своими джинсами, и взяла её под локоток. – Отдадим одежду слугам, они сделают всё как надо, а мы тем временем продолжим наш отдых, как выразился Келкас, в объятиях ванны.

– Я бы с удовольствием. – В тоне Варвары послышалось сомнение. – Но вроде вредно принимать водные процедуры после обильного ужина.

– Да бросьте. Ну что такого обильного вы ели? Это парни ваши налегали на мясо и печево, а вы ели овощи, фрукты, бульон. Ничего такого тяжёлого. Кроме того, – гречанка отпустила Варин локоть и покровительственным жестом приобняла её за плечи, – я не позволяю по вечерам делать слишком горячую ванну, только тёплую или даже прохладную. А это, поверьте мне, наоборот, способствует пищеварению! – Она подтянула край своего хитона, так чтобы он плотно подчеркнул её стройную талию, подтверждая достоверность данного заявления.

На такой аргумент у астраханки не нашлось возражений, и она, перекинув джинсы через плечо, охотно позволила хозяйке дома увести её в купальню. Оставшиеся во дворе мужчины повытягивали шеи, провожая девушек маслеными взглядами. А впечатлительный кентаврик, чуть не высунув язык, даже процокал было следом, неотрывно пялясь на ягодицы Варвары, заманчиво выглядывающие из-под футболки.

– Э-э, Келкас! Ты-то куда?! – приглушённо воскликнул Пенелопус, поймав того за хвост и попытавшись остановить. Но вместо этого сам заскользил копытами по мрамору, потому что дури в мальчике-жеребце было с избытком и он даже не заметил стараний сатира.

– Келкас! – Возле самой двери Мария обернулась, и кентаврик встал как вкопанный. – Мы сами дойдём, дружок, не надо нас провожать. Лучше сделай мне одолжение, развлеки моих гостей. – Посмотрев на мужчин, она с едва заметной улыбкой добавила: – Расскажи им, как познакомились твой дядя и стратег Костас!

Келкас вежливо поклонился и в самых высокопарных выражениях пообещал исполнить «волю его обожаемой госпожи». А вот Пенелопуса почему-то аж всего передёрнуло. Обернувшись к гостям, он страдальчески закатил глазки и таким же страдальческим голосом проблеял:

– Упаси-и меня Дионис, опять эта истори-ия!

– …И тогда мой дядя схватил свой огромный лук, стрелы и выбежал из шатра, громко-громко созывая своих собратьев! – захлёбываясь от восторга, вещал Келкас.

Шла двадцатая, тридцатая, а может, уже и сорок пятая минута повествования о знакомстве кентавра Тыгдыкануса и стратега Костаса. Не сказать, что эта история такая уж длинная, просто рассказывающий мальчик-кентаврик повторял всё уже по четвёртому кругу, каждый раз добавляя забытые детали, а поэтому никак не мог закончить.

Где-то через час все трое гостей из мира богов искренне желали, чтобы рассказчик наконец-то уже заткнулся, а один из них даже готов был устроить это собственноручно.

– Саша, спокойней, – в десятый или двадцатый раз прошептал Ашас своему прототипу, когда тот порывался вскочить и заткнуть балабола на подковах.

Тимохин только бешено скрипел зубами, закатывая глаза, но оставался на месте, стараясь сохранять спокойствие. Сам двойник хоть и успокаивал собрата, но уже был весьма недалёк от того, чтоб сорваться и устроить словоохотливому мальчику-коню аттракцион по завязыванию языка вокруг шеи.

Долгоруков, в отличие от коллег, не нервничал, не срывался, он просто обхватил голову руками и тупо смотрел в пол, ритмично покачиваясь, как буддийский монах во время медитации.

И только Пенелопус, не покинувший гостей, чувствовал себя хорошо. Рогатый сатир являл собой саму безмятежность, беззаботно развалившись на скамье в обнимку с амфорой, из которой периодически отхлёбывал, и мурлыкал себе под нос весёлый мотивчик.

– И вот перед ними замаячила сверкающая ярче солнца грань и стоящий перед нею человек… – патетично вещал кентаврик, не обращая внимания на своих слушателей.

Вообще-то, сама история была занимательная, и если бы попался толковый сказитель, сумевший её достойно, ну или хотя бы доступно донести, то всё было бы отлично. Но увы, Келкас оказался не то чтобы плохим рассказчиком, но довольно своеобразным, а его повествование – тяжёлым для восприятия, отчего интерес слушателей был безвозвратно убит, сменившись тупым раздражением.

Сама суть истории