Фальдийская восьмерка - Андрей Андросов

очереди, сопровождаемая проклятиями и завистливыми взглядами – у владельцев бляшек цветом ниже синего шансов проскочить задешево не было. А в заводи таких было большинство.

Уже перед самым подъемником на борт “Карги” попыталась проникнуть троица вооруженных ловцов, бородатых до такой степени, что даже стальные кирасы не было видно под провонявшими табаком космами. Брак было напрягся, увидев толстую стопку металлических листов с изображениями разыскиваемых, но как оказалось – зря. Сперва охотники за людьми нарвались на Везима, вежливо пославшего их нахер с предложением продемонстрировать уши, затем подтянулись озверевшие от безделья Жерданы, в два голоса донесшие до опешивших ловцов предложение выйти наружу и отстоять свою репутацию в драке стенка на стенку. Исключительно дружеской, поэтому никаких топоров, а кастеты только если под рукавицами и без шипов. Ловцы Жерданов явно узнали и от предложения отказались с многословной аристократичностью, куда более присущей побирающимся у портовой свалки талензийским вельможам в добровольном изгнании, чем простым лесовикам.

– Последний раз я слышал слова “недоразумение” и “инцидент” год назад, – хмыкнул Кандар, провожая взглядом широкие спины посрамленных ловцов, – Что характерно, тоже в Троеречье.

– Столица, – мудро заметил Жердан Младший, убирая в карман кастет.

– Культура. – повторил его жест средний брат.

Жердан Старший ничего не сказал, хотя явно хотел. Челюсть у него уже почти двигалась после предыдущего отстаивания репутации с бойцами “Архуласа”, но речь была столь невнятной, что позориться лишний раз он не спешил. Зато кастетов у него было два.

– Нажравшие пуза гнилые ублюдки, – буркнул Везим. – Кого они тут поймают? Все равно, что на пороге дома ждать, когда подсвинок сам к тебе приползет и издохнет. Речные ловцы – гниль на воде, а эти…

– Плесень? – спросил Нали, – Падаль? Чем тебе ловцы не угодили? У меня брат к ним ушел лет семь назад, полезное дело делает. Очищает реки от всякого сброда, ловит убийц и прочую мразоту.

Охотник угрюмо посмотрел на него, сплюнул и потянулся за веревкой. Исполинские цепи подъемника хрустнули льдом, а откуда-то сверху завыл ревун, командуя подъем.

– Шалва-ах! – восторженно прорал Кандар, намертво вцепившись клешней в рычаг.

– Шалвах! – завыли Жерданы, подобно степным волкам задирая головы к небу.

– С подвешиванием даже лучше вышло, – кивнул Раскон, не отрываясь от окуляра. – Утопление начало приедаться, а здесь новые ощущения. Впечатления. Матерых лесовиков водой не пронять, но вот падением в пропасть…

– Не сильно-то он похож на матерого лесовика, – возразил Брак, глазеющий на бесконечные заснеженные леса. Вид с вершины водопада был величественный и пугающий, словно паришь на флире, но без болтанки, лютого ветра и постоянного страха падения.

– Ты не поверишь, как рано здесь взрослеют, – гмыкнул фальдиец. – Где не справился водопад, справится Везим. Если парню есть что спеть, он споет, не сомневайся.

Брак и не думал сомневаться, давно выкинув из головы нового рулевого, так и не прошедшего испытание чистыми штанами. Горжа уже почти достигла вершины подъема, ползущая вниз мокрая серая скала расцветилась зелеными кляксами промороженного мха и остатками каких-то растений… А затем сорванным занавесом ухнула вниз, ослепив глаза белизной гор и пронзительно-голубыми водами Вентийского озера. Прозрачными настолько, что даже зимнее солнце пробивало их насквозь, бесстыже обнажая каменистое дно. Оставшиеся далеко внизу серые волны Тариконы выглядели на фоне этого сияющего великолепия так, словно давно позабытый, опустившийся на самое дно жизни бродяга, явившийся в поместье своей родни просить подаяние. Стыдливо отведенные глаза, грязь против позолоты, драные обноски против канторского шелка, вечный праздник против беспросветной нищеты. Драгоценная бирюза против тусклого свинца.

На крыше пристройки было не протолкнуться. Момент, когда перед глазами открывается бесконечный простор великого горного озера, он особенный для лесовиков. Говорят, что исследователи Гардаша, впервые добравшись сюда, были настолько поражены и восхищены зрелищем, что в нарушение всех правил Лиги приземлили свой цеп на прибрежные скалы, лишь бы поскорее приобщиться к прекрасному и окунуть провонявшие палубой телеса в дивной прозрачности воды. Летающий корабль, старый, побитый жизнью балонник с зелеными полосами по борту, подобного обращения не выдержал и там же, на берегу, развалился, тем самым дав начало знаменитой полугодовой экспедиции на восток, унесшей жизни шести человек и двенадцати рабов. Поговаривают, что именно тогда на воду западных лесов был спущен первый самоходный плот, наспех сведенный из обломков цепа. Еще не горжа, но уже не бревенчатая поделка пьяных лесорубов, способная лишь вяло бултыхаться в стремнине. Само озеро, в нарушение устоявшихся традиций коверкать староимперский или увековечивать славу чьего-то имени, назвали в честь голубого вентийского вина – любимого напитка бесследно сгинувшего в бирюзовых водах капитана.

– Гразгова блевота… – выдохнул Брак и немедленно устыдился своей ругани. Будто ненароком харкнул на ковер в пропитанном домашним уютом траке Сельмы – хочется провалиться сквозь днище машины и исчезнуть. Желательно навсегда.

Вентийское озеро его поразило. Нечто подобное он испытывал совсем недавно, в прошлой жизни, застрявши со сломанным скиммером в светящейся синим пещере на южной оконечности Стеклянной Плеши. Там даже Логи молчал и забыл как сморкаться.

Вентийское озеро будило воспоминания. Бесконечной, бликующей мириадами солнечных зайчиков водной гладью, резкими порывами ветра, едва уловимо пахнущего эйром… Словно вернулся в тот самый, первый раз, когда отец подогнал трак к самому обрыву плато и показал своему сыну океан. Джус щурился, тянул из фляги вурш и сетовал на то, что не додумался выпросить у искателей окуляр, Сима боролась с ветром и непослушными волосами, упрямо пытаясь скрепить растрепавшиеся локоны крохотной заколкой. И улыбалась. А маленький Брак приплясывал на одной ноге, орал от восторга, вцепившись в штангу конденсатора и совершенно позабыв про валяющийся рядом костылек. Крохотный, кривоватый костылек, неумело сведенный из обрезков труб и просоленных океаном деревяшек.

Вентийское озеро пробирало всех, не делая исключений. Первым что-то восторженное заорал Кандар, потрясая в воздухе клешней, кричали невнятное Жерданы, которым словарный запас в кои-то веки не мешал выражать свои чувства, вопил присоединившийся к ним Брак. И даже Раскон, гмыкнув и залихватски содрав с головы дурацкую шапочку, гулко рявкнул: “Домо-о-ой!” и дернул за рычаг.

Собравшиеся на стене форта стражники даже не повернули головы на протяжный гудок ревуна. Очередная коробочка ползет внизу, спеша присоединиться к другим коробочкам. Одна и та же картина, изо дня в день. Привычная, нудная обыденность. Голфер Сивый, старший наводчик северо-западной баданги, дожевал шматок дурманящей смолы, с хлюпаньем втянул воздух через забитый соплями нос и