"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман

***

Прошло полтора года с момента побега Пасечника. Горбачёв несколько раз выслушивал претензии американцев и британцев по поводу «Биопрепарата». Последняя из них была сформулирована в письме Буша 19 июня: президент подчеркнул, что в Советском Союзе существует крупномасштабная программа по разработке биологического оружия, и призывал организовать ещё одну встречу экспертов.[706] Горбачёв ответил Бушу в середине июля. Он клялся сохранить дух «честного диалога» между ними. Однако сам Горбачёв с этой честностью не торопился. Он следовал сценарию, разработанному ранее — отрицать наличие программы, заявлять об открытости и напоминать об узкой пограничной зоне между разработками наступательного и оборонительного характера.

Вскоре после этого Горбачёв побывал на встрече руководителей западных демократий в Лондоне, на чём настаивала Тэтчер. 17 июля Горбачёв встретился с Бушем в Уинфилд-Хаусе — особняке в Риджентс-Парке, где располагалась официальная резиденция американского посла. Горбачёв попросил Буша об экономической помощи, но Бушу казалось, что Советский Союз к этому ещё не готов.[707] После обеда Буш с Горбачёвым уединились — с ними были только переводчики и ближайшие помощники, — чтобы снова обсудить острый вопрос о биологическом оружии. «Горбачёв категорически отводил подозрения», — писал Черняев. По его словам, между Бушем и Горбачёвым состоялся диалог:

— Михаил, я получил твоё письмо. Не знаю, что происходит — то ли мы неправильно истолковываем какие-то вещи, то ли ваши люди не то делают или не так понимают… Наши специалисты продолжают бить тревогу… Мне трудно в этом разобраться.

— Джордж, я разобрался с этим вопросом. Могу определённо тебе сказать: мы не производим биологическое оружие… Я затребовал доклад по этому вопросу. Доклад подготовлен, под ним стоят подписи, в том числе министра обороны Язова, других лиц. Я передал тебе суть этого доклада, его главный вывод. Я предлагаю: давайте доведём это дело до конца.

— Давайте. Если наши люди ошибаются или вводят меня в заблуждение, им несдобровать. Но нужна ясность. Может быть, ещё одна встреча экспертов поможет в этом.

Черняев писал, что он также беспокоится: их могут вводить в заблуждение. «Я спрашивал у Михаила Сергеевича, в том числе в записке по поводу одного из докладов на эту тему, сделанных по его поручению: а сам-то он до конца знает, как обстоит дело, то есть уверен ли, что его не обманывают, как это было, например, с Красноярской РЛС и ещё в некоторых подобных случаях? Он был категоричен. “Знаю!”»[708]

***

Почти через пять лет после Рейкьявика Соединённые Штаты и Советский Союз наконец договорились о подписании конвенции по сокращению самых опасных стратегических ядерных вооружений. Но это соглашение, объёмом более семисот страниц, было не столь радикальным, как Рейган с Горбачёвым представляли себе в Рейкьявике. Вместо ликвидации всех баллистических ракет или сокращения ядерных боеголовок на 50 %, договор уменьшал силы двух сверхдержав примерно на 30 %. У обеих сторон оставалась ещё огромная огневая мощь: даже после подписания договора две страны могли сохранить в общей сложности 18 тысяч ядерных боеголовок. Были примечательные достижения: соглашение серьёзно урезало арсенал крупнейших советских ракет. Число ракет РС-20 сокращалось вдвое, до 154, и вводились новые строгие меры по предотвращению обмана — в том числе двенадцать видов инспекций объектов.[709]

Буш и Горбачёв подписали соглашение во Владимирском зале в Кремле днём 31 июля. К этому моменту и следа не осталось от старых дебатов о Стратегической оборонной инициативе — а ведь именно из-за этого саммит в Рейкьявике потерпел неудачу. Горбачёв, так долго и так шумно протестовавший против космических вооружений, не сказал о них ничего, а Буш — упомянул мимоходом. Военно-промышленный комплекс призывал Горбачёва создать советскую машину «звёздных войн». Он не пошёл на это. Горбачёва также призывали создать ракетные силы возмездия — «асимметричный ответ», позволяющий пробить американский щит. Он не согласился и на это. То, что Горбачёв не сделал, было среди его величайших достижений.

Позднее многие пытались доказать, что именно Стратегическая оборонная инициатива обанкротила Советский Союз. Идея Рейгана действительно напугала советских лидеров — она была символом американского технологического превосходства и необузданных амбиций США. Но, в конце концов, Рейган не построил СОИ. Не был создан её аналог и в СССР. Горбачёв твёрдо намеревался избежать гонки вооружений в космосе, к тому же советские технологии в принципе не позволяли справиться с этой задачей. Ранние планы советских «звёздных войн» не принесли плодов. Советская система обанкротилась, и в 1991 году её конец был уже близок. Когда Горбачёв и Буш подписывали договор о стратегических вооружениях, советская экономика сжималась, высасывая воздух отовсюду, в том числе из ВПК. У легендарных конструкторских бюро и оборонных заводов закончились деньги, и их работа застопорилась.

***

Третьего августа, перед ежегодным отпуском, Горбачёв поделился с Черняевым личными, чистосердечными мыслями. Черняев помнил, как он присел на подлокотник кресла. «Устал я, Толя, до чёрта, — сказал он, — а завтра прямо перед отъездом придётся ещё проводить заседание правительства: урожай, транспорт, долги, связь, денег нет, рынок распадается… Везде — “труба”». Потом Горбачёв просветлел, вспоминая достигнутое 23 июля соглашение с Ельциным о новом союзном договоре. Горбачёв и Ельцин решили реструктурировать высшие уровни руководства, они обсуждали замену нескольких консерваторов, в том числе министра обороны Язова и главы КГБ Крючкова. Горбачёв планировал подписать новый союзный договор 20 августа на церемонии в Кремле. Но общее его настроение было всё ещё мрачным, вспоминал Черняев.

«Ох, Толя, — сказал Горбачёв, — до чего же мелко, пошло, провинциально у нас идёт. Смотришь и думаешь: бросить бы всё! Но на кого бросить-то? Устал».[710]

***

Горбачёв взял Черняева с собой в отпуск в Форос, в Крым. После обеда в субботу 18 августа Горбачёв продолжал работать над своей речью о новом союзном договоре. В понедельник он планировал вылететь в Москву, а церемония была намечена на вторник. Советский Союз ожидала радикальная децентрализация: республики получили бы новые широкие полномочия, в том числе контроль над собственными ресурсами.