Дитя Всех святых: Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс

— Слава королю! Слава герцогу Орлеанскому! Смерть бургундским предателям! Смерть герцогу-убийце!

Несколько мгновений спустя Луи уже стоял в окружении разъяренной толпы, готовой разорвать его в клочья, и только вмешательство мясников спасло его от народного гнева. На шум не замедлил явиться сам Башка.

— Это ты, Луи де Вивре?

— Да.

— Зачем ты сделал это?

— Чтобы уничтожить тебя. И мне это удалось. Механизм твоего уничтожения уже запущен. Ты явился слишком поздно, Башка!

Живодер испустил крик ярости. Затем он пренебрежительно окинул противника взглядом. Его лицо выражало неприкрытую ненависть.

— Ты заплатишь за это! Ты знаешь, какая судьба тебя ожидает?

— Да.

— Нет, ты даже представить себе не можешь! Я приберег для тебя сюрприз.

Он обернулся к своим людям.

— Эй, принесите его маску. Так будет еще смешнее!

Луи смотрел на толпу, что бесновалась и орала у подножия подмостков. В первом ряду стоял подросток с вьющимися белокурыми волосами. Он улыбнулся Луи и почтительно поклонился. Луи отвернулся. Он не хотел его видеть.

Какой-то мясник принес маску. Башка сам напялил ее на арестованного и скомандовал:

— Вперед!

Кортеж двинулся на правый берег. Луи в окружении мясников, которые защищали его от разъяренной толпы, шагал твердым шагом в своем одеянии священника и птичьей маске. Он был спокоен. Ему было чуть меньше пятидесяти лет, и этот летний день, среда 4 июля 1413 года, должен был стать последним днем его жизни. Все, конец!

Погода была чудесной, и от этого Луи чувствовал себя почти счастливым. Он ведь так боялся, что его казнят во мраке и безвестности, в тюремной камере, куда однажды придут палачи с закрытыми капюшоном лицами. А он так боялся умереть в одиночестве!

Толпа, которая его окружала, хотя и осыпала предателя угрозами и оскорблениями, была огромной. Луи де Вивре умрет среди людей, на публике!

По чистой случайности ему довелось опять пройти по улице Галитьи, мимо дома Фелизы. Он подумал о том, что именно этой женщине он рассказал о мучительной смерти своей жены. С Маргаритой ему довелось познать несколько кратких, но незабываемых мгновений счастья. Луи осознавал, что прежде, чем он умрет, ему доведется пройти через другие испытания: страх, страдания, пытки. Возможно, мгновения счастья и минуты страданий взаимно уравновешивают друг друга?

Да, конечно, решил про себя Луи. Под маской он прошептал:

— Маргарита…

Он подумал о своем сыне и в очередной раз упрекнул себя за то, что не смог дать ему многого. Но он полностью доверял Изидору Ланфану. Теперь у Шарля есть наследник. Род Вивре не прервется.

Об отце Луи старался не думать. Во всяком случае, не сейчас. Время Франсуа придет лишь в самую последнюю минуту. Отец станет последним человеком, который окажется рядом с ним и пройдет с ним его путь до конца.

Так они добрались до мостков Мильбре. Теперь его охраняли не мясники, но королевская гвардия. Более того, там присутствовал сам король! Карл предстал в полном своем величии, с короной на голове, в синей мантии с геральдическими лилиями! В этот день, 4 июля 1413 года, король явился сюда, чтобы собственноручно заложить первый камень моста, который должен был заменить мостки Мильбре.

Луи возблагодарил небеса за то, что ему позволили увидеть перед смертью человека, за которого ему предстояло отдать свою жизнь. Луи бросился на колени и воскликнул:

— Слава королю! Слава французскому королевству!

Суверен обернулся и приблизился к толпе, весьма удивленный при виде этого человека в черном одеянии и с птичьей головой. Ничего не промолвив, король вернулся назад.

Мясники с удвоенной жестокостью поволокли осужденного дальше…

Поскольку мостки Мильбре оказались перегорожены, кортеж отправился к мосту Менял. Затем, по приказу Башки, все свернули к церкви Сен-Лефруа, находящейся поблизости, и остановились перед рвом Пюнье, где разлагались трупы животных. Запах стоял невыносимый.

Башка расхохотался и заговорил громко, чтобы все могли его слышать:

— Разве я не живодер? Ну так я вам покажу, как сдирают шкуру с арманьяка! Я сдеру с него кожу, и пусть его сбросят в эту яму, где он сгниет заживо!

Эти слова исторгли у толпы дикий животный крик. Адам Безотцовщина, занявший место в первом ряду, не произнес ни слова. С невозмутимым видом он наслаждался своим триумфом. Тассен, стоявший чуть дальше, вынужден был орать вместе со всеми. Ему приходилось ломать эту комедию под страхом смерти. Поначалу он решил было избавить себя от жуткого зрелища, сбежать отсюда и не присутствовать при казни того, кому старался служить верой и правдой.

Но он заставил себя остаться. Он обязан стать свидетелем и рассказать о том, что произошло.

Внезапно толпа замолчала. То была благоговейная тишина. С Луи сорвали одежду, оставив лишь птичью голову. Два мясника держали обнаженную жертву. Луи закрыл глаза, и перед ним появился отец.

— Здравствуй, сын…

Франсуа сидел на кладбище Невинно Убиенных Младенцев, ярко светила луна, а на голове старого сира де Вивре сиял золотой шлем короля Франции.

— Тебе предстоит стать красной птицей ценой крови. Разве я солгал тебе?

— Нет, отец.

— Ты готов к испытаниям?

— Думаю, готов.

— Тогда вперед! И не забудь про мое обещание.

Башка что-то говорил, посмеиваясь. Луи старался не слушать его. Так что же обещал ему отец? Ах да: высшую награду, свет Севера…

Луи открыл глаза. Он осознал, что стоит спиной к Сене и левому берегу. Значит, он как раз обернулся лицом на север.

И там, на севере, в этот лучезарный июльский день ясно было видно, как вращаются мельницы Монмартра. Их белые крылья отражали солнце, образуя светящиеся круги. Воздух был таким теплым, что далекая картина подрагивала в июльском мареве.

Луи воскликнул:

— Свет Севера!

Башка, который только что приставил к его груди огромный нож, ничего не понял:

— Чего?

— Ты все равно не поймешь. Ты умрешь во мраке, а я — при ярком свете. Я — первый из Вивре, кто увидел свет Севера!

Башка недоуменно пожал плечами, сделал ему широкий надрез на левой стороне груди и отправился за клещами.

Луи не мог оторвать взгляда от сияющей полосы, что открывалась ему вдали. Огромный вал света накатывался на него с севера, как морская волна при приливе, чтобы омыть его, очистить, высветлить. Свет освобождал его от страданий, от всех физических ощущений. В мире существовал лишь этот ослепительный свет. Весь мир превратился в свет, и даже самая темная его часть становилась светом. И в этом мире Луи сам был светом, чистым духом!