Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс

Сперва по ближним зданиям открыли ураганный огонь из пушек, а когда они были разрушены, погребя под обломками некоторых наших воинов, солдаты Кортеса пошли в атаку. Наши воины пытались отбить ее, но не выдержали натиска всадников, поддержанного пехотой. Защитники Теночтитлана сражались отчаянно, но были слишком ослаблены как голодом, так и страшным обстрелом. Многие погибли, остальным пришлось отступить глубже в город.

Некоторые из них пытались засесть в укрытиях, в надежде, что, когда враг пройдет мимо, им удастся напасть с тыла и перед смертью обрушить на него макуауитль или поразить копьем хотя бы одного испанца. Но надежда их была тщетна, ибо приведенные белыми людьми собаки могли унюхать любого, как бы старательно тот ни прятался. Если даже огромные звери и не разрывали его на куски сами, то громким лаем указывали на местоположение врага солдатам.

Потом, когда на захваченной территории уже не осталось защитников, туда с орудиями разрушения прибыли команды рабочих, которым предписывалось стереть остатки Теночтитлана с лица Сего Мира. Они сносили дома и башни, храмы и монументы, а все, что могло гореть, поджигали. Позади них оставался лишь голый участок выжженной земли.

На это потребовался всего один день. Назавтра уже по ровной, расчищенной земле испанцы беспрепятственно подтащили пушки, за которыми следовали солдаты и собаки. Орудия принялись громить следующий участок и… Так испанцы и продолжали уничтожать Теночтитлан — день за днем, улица за улицей. Они пожирали его, как пожирает человеческую плоть болезнь, называемая вами проказой. С крыш еще уцелевших кварталов мы могли наблюдать за тем, как нашу столицу методично ровняют с землей, неумолимо приближаясь к нам.

Я помню тот день, когда разрушители добрались до Сердца Сего Мира. Сперва они забавлялись тем, что выпускали огненные стрелы по огромным сделанным из перьев знаменам, которые хотя и сильно обтрепались, но все еще величественно трепетали над руинами. Знамена одно за другим исчезали в языках пламени, однако для разрушения центра города — храмов, площадки для игры в тлачтли и зданий дворцового комплекса — потребовалось куда больше времени и усилий.

Хотя Великая Пирамида, к тому времени уже потерявшая облицовку, никак не могла послужить твердыней или укрытием, Кортес, видимо, счел необходимым снести это самое величественное в городе строение как символ былой славы и могущества Теночтитлана. Эта задача оказалась нелегкой даже для сотен облепивших сооружение, как муравьи, рабочих, которые отбивали и отдирали слой за слоем, обнаруживая внутри все более старые пирамиды — каждая меньше и примитивнее наружной. Но и эта работа была завершена, после чего настал черед дворца Мотекусомы Шокойцина, который, однако, по велению Кортеса разбирали с осторожностью. Наверняка он надеялся найти где-нибудь спрятанные от него прежним владельцем сокровища, но, ничего не обнаружив, пришел в еще большую ярость.

Я помню также, как до нашего слуха доносились рев и вой гибнущих в пламени обитателей находившегося за полуразрушенной Змеиной стеной зверинца. Конечно, к тому времени мы уже сами сильно уменьшили число его обитателей, попросту говоря — мы их съели, но там еще оставалось некоторое количество редкостных зверей, птиц и змей. Вряд ли вам, испанцам, удастся когда-нибудь восполнить эту потерю. Например, в то время там содержался совершенно белый ягуар — диковина, какой мы, мешикатль, никогда не видели прежде и какой, возможно, никто уже не увидит.

Куаутемок, хорошо зная о слабости своих воинов, предполагал, что они будут просто удерживать позиции, отходя с боем, стараясь, сколько возможно, задержать продвижение врага и нанести ему наибольший урон. Но сами воины были настолько возмущены осквернением Сердца Сего Мира, что, воодушевившись придавшим им силы благородным гневом, без всякого приказа, несколько раз, издавая боевые кличи и ударяя оружием о щиты, выскакивали из развалин, не обороняясь, но нападая на испанцев. Даже наши женщины, охваченные яростью, приняли участие в сражении, сбрасывая с крыш на головы осквернителей святыни камни и… то, о чем не принято говорить вслух.

Нашим воинам удалось-таки убить нескольких вражеских солдат и рабочих и даже, возможно, несколько приостановить разрушение. Однако многие наши воины погибли в этих отчаянных атаках, которые испанцы все равно всякий раз отбивали. Возмущенный Кортес приказал с новой силой продвигаться дальше на север. Пушки громили здания, после обстрела в наступление шли солдаты, а за ними уже спешили рабочие, подчистую уничтожавшие то, что уцелело после обстрела. Этот напор был так стремителен, что испанцы оставили в южной части острова несколько строений, которые, видимо, на их взгляд не имели оборонительного значения. В том числе и Дом Песнопений, в котором мы с вами сейчас сидим.

Но таких зданий уцелело немного. Они торчали среди голой пустоши, словно редкие зубы в старческом рту, и моего дома среди них не было. Мне, наверное, следует поздравить себя с тем, что, когда дом обрушился, хозяева не находились под его крышей. К тому времени все оставшееся население города укрывалось в квартале Тлателолько, в самой его середине, чтобы быть как можно дальше от непрерывного обстрела пушечными снарядами и зажигательными стрелами с курсировавших по озеру боевых кораблей.

Воины и все, кто покрепче, размещались под открытым небом, на рыночной площади, а женщины, дети, раненые и больные набились в оставшиеся дома, потеснив хозяев. Куаутемок и его придворные занимали старый дворец, который некогда принадлежал Мокуиуиксу, последнему правителю Тлателолько, когда тот еще был независимым городом. Из уважения к моим заслугам нам тоже выделили там комнатушку, в которую я, несмотря на все ее возражения, перенес Бью из нашего дома на руках.

Так и получилось, что я вместе с Куаутемоком и многими другими стоял на вершине пирамиды Тлателолько и своими глазами видел, как люди Кортеса приступили к разрушению квартала Йакалолько, где я прожил столько лет. Клубы пушечного дыма и тучи известковой пыли помешали мне увидеть, когда именно рухнул мой дом, но когда в конце дня враг ушел, квартал Йакалолько, как и большая часть южной половины города, представлял собой голую пустыню.

Уж не знаю, рассказали ли Кортесу потом, что у каждого состоятельного почтека нашего города имелась в доме — как и у меня — потайная каморка с сокровищами. В то время он явно этого не знал, ибо его рабочие рушили все дома без разбору, сперва погребая под камнями и кирпичами, а потом, сгребая вместе с обломками в воду, для увеличения площади острова, произведения искусства, запасы пурпура, драгоценные ткани и даже столь ценимое испанцами золото. Конечно, даже если бы Кортесу удалось выпотрошить тайники всех почтека, вместе взятых, найденное все равно не возместило бы стоимости утраченных сокровищ, но могло бы составить дар, способный поразить и восхитить короля Карл оса. Поэтому я наблюдал за разрушениями того дня с неким ироническим удовлетворением, хотя к вечеру я, старик, оказался беднее, чем когда был маленьким ребенком, впервые посетившим Теночтитлан.

Впрочем, такими же нищими стали все оставшиеся в живых мешикатль, включая и нашего Чтимого Глашатая. Близилась неизбежная развязка. Все мы уже давно были лишены нормальной еды и ослабли до того, что нами начинало овладевать безразличие к происходящему. Тем временем Кортес и его армия — безжалостные, многочисленные и прожорливые, как те муравьи, что оголяют начисто целые леса, — наконец добрались до рыночной площади Тлателолько и начали громить тамошнюю пирамиду, согнав нас на столь тесное пространство, что мы вынуждены были стоять там чуть ли не плечом к плечу. Конечно, Куаутемок остался бы на своем последнем рубеже, даже если бы ему пришлось стоять на одной ноге, но я посоветовался со Змеем-Женщиной и некоторыми другими важными особами, после чего мы подошли к нему со словами: