Григорий Потемкин - Ольга Игоревна Елисеева

Станислав Август и поддерживавшая его партия желали союза с Россией, надеясь на территориальные приобретения за счет турецких земель в случае войны. Идея вознаградить Речь Посполитую за понесенные ею в результате первого раздела потери и тем самым смягчить жгучие русско-польские противоречия принадлежала светлейшему князю. Еще в пометах на черновике письма Иосифу II 10 сентября 1782 года Потемкин указывал на необходимость выделить Польше земли между Бугом и Днестром. В противном случае Россия при любом обострении отношений с Турцией получит враждебно настроенного соседа на своей западной границе[1098].

Мысль эта, как видим, заинтересовала короля и поддерживавших его вельмож. В то же время и многие члены враждебной Станиславу-Августу партии искали сближения с Екатериной, ожидая больших выгод для Польши в результате разрыва России и Порты. Собравшиеся в Киеве к приезду императрицы представители старошляхетской оппозиции, по словам Миранды, открыто заискивали перед Екатериной и Потемкиным. Они надеялись заручиться их содействием для проведения в Польше умеренных реформ в духе Просвещения[1099]. «Какими покорными и льстивыми по отношению к князю Потемкину кажутся мне эти высокопоставленные поляки, которые унижаются перед ним», — записал дон Франсиско после одного из званых обедов у Ксаверия Браницкого. В сложной дипломатической игре, которую Екатерина и Потемкин вели в Киеве, они оба старались не оттолкнуть как королевскую партию, так и представителей старошляхетской оппозиции.

Однако среди глав последней был человек, не только не обласканный Екатериной, но и почувствовавший подчеркнутое неблаговоление императрицы. Председатель Постоянного совета граф Игнатий Потоцкий, первый великий мастер масонских лож Короны и Литвы, противодействовал в Польше распространению русского влияния и был противником любого сближения с Россией. Посредством реформ он стремился вывести Польшу из-под контроля соседней страны. Но при всей неприязни к России Потоцкому для проведения преобразований необходимо было добиться от Екатерины согласия. Поэтому он оказался в Киеве и вместе с Браницким торжественно встречал императрицу. Во время представления Екатерина демонстративно отвернулась от Потоцкого и не сказала ему ни слова. В частных разговорах она называла его «человеком бесчестным и зловредных понятий». Потемкин выражался еще круче. Приезжая обедать к Браницкому, князь заранее объявлял, что не хочет встречаться с «мерзавцем» Потоцким, а королю Станиславу-Августу сказал, что считает надворного маршала «самым скверным человеком на свете»[1100].

Причиной подобного отношения к Потоцкому были не только его политические взгляды. Екатерина и Потемкин довольно ровно общались с людьми разных воззрений. История о том, как Потоцкий описывал римскую стать двух царей Дакии со связанными руками, добавляя при этом: «Мне нравится видеть монархов в таком положении, связанных», — конечно, не прибавила ему во мнении русской императрицы. Но взаимная неприязнь зародилась гораздо раньше, еще в 1776 году, когда Потоцкий приезжал в Россию просить об ограничении полномочий Постоянного совета — детища петербургской дипломатии. Его нарочитое сближение с наследником Павлом, его оскорбительные отзывы о Екатерине и фаворе Потемкина положили начало тому отвращению, которое последние питали к маршалу долгие годы.

Приехав в Киев, Потоцкий вел двойную игру, желая получить согласие на реформы и в то же время противясь русско-польскому союзу. Он сообщил Сегюру, что король нарочно желает видеться с императрицей для того, чтобы возбудить ее против Турции. В таком отзыве имелся свой резон: скорый конфликт России и Порты был чрезвычайно выгоден королю, так как подтолкнул бы Екатерину к союзу с Польшей. Слова Потоцкого были обращены к послу версальского двора, следовательно, маршал рассчитывал в своих антирусских демаршах и на помощь Франции.

Однако, несмотря на «особое мнение» Потоцкого, весной 1787 года, во время пребывания Екатерины в Киеве, сложилась уникальная ситуация, когда различные политические силы в Польше были склонны к сближению с Россией. Потемкин стремился воспользоваться такой благоприятной обстановкой для заключения русско-польского союза. Григорий Александрович лично и через Безбородко постарался убедить Екатерину в выгодности подобного альянса[1101]. В то же время, используя свое влияние в кругу польских магнатов и родственные связи с Браницким, князь приложил усилия, чтобы склонить старошляхетскую оппозицию к сотрудничеству с королем в вопросе о союзе[1102].

Если взглянуть на карту Европы до второго раздела Польши, то становится понятным, почему провиант для русской армии удобнее было заготавливать на территории польской Украины, оттуда же его можно было быстро доставлять к театру военных действий. Недавно присоединенные к России южные территории развивались быстро и к началу войны уже были способны прокормить себя, но им еще не по силам было снабжать большую армию.

В Коронной Польше находились огромные имения самого Потемкина, насчитывавшие 70 тысяч крепостных. В этих владениях заготавливался лес для нужд армии, столь необходимый при осаде крепостей. Именно на польские земли легче было выводить войска на зимние квартиры. В преддверии войны Потемкину представлялось важным получить в тылу союзное государство.

Екатерина настороженно отнеслась к идее альянса с Польшей, выставляя на вид князю внутреннюю нестабильность последней. Переменчивость политических настроений аристократических группировок смущала императрицу. Но имелась и другая причина, по которой Екатерина хотела уклониться от союза с Польшей. Трудно было ожидать от Австрии, альянсом с которой Екатерина очень дорожила, доброжелательного отношения к появлению в составе антитурецкого блока, нового члена, претендовавшего на значительные земельные приобретения.

Подтверждением недовольства Вены возможностью русско-польского союза стала активизация проавстрийской группировки, которая выступила против сближения с Польшей. Президент Коммерц-коллегии Воронцов и управляющий Дворянским и Государственным заемными банками Завадовский обратили выпады лично против Потемкина как главного инициатора намечавшегося альянса. Несколько мягче их, но в значительной степени под влиянием Австрии действовал и Безбородко.

Воронцов в течение двадцати лет управлял российской торговлей. Императрица и Александр Романович испытывали друг к другу взаимную нелюбовь, поскольку переворот 1762 года, возведший Екатерину на престол, прекратил фавор семьи Воронцовых у Петра III. Их сотрудничество напоминало отношения Екатерины с Н. И. Паниным. Сходство усиливалось еще и тем, что Александр Романович, как и Панин, был проводником идей дворянского либерализма и ограничения власти самодержавного монарха.