Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

вынимая из огня батат, жареный арахис и кукурузные початки.

К удивлению Чу Ваньнина, Мо Жань, похоже, встал очень рано и помогал жене старосты присматривать за костром. Вдруг один из игравших у костра ребятишек, споткнувшись, растянулся на земле и, всхлипнув несколько раз, разревелся в полный голос.

— Как же ты так? — Мо Жань помог упавшей девочке подняться и отряхнуть с одежды глину. – Где-то еще осталась грязь?

— Рука… — всхлипнула маленькая замарашка, демонстрируя Мо Жаню грязную ладошку.

Мо Жань тут же подхватил малышку на руки и отнес к колодцу, достал ведро чистой воды и помог ей вымыть руки. Чу Ваньнин стоял довольно далеко и не мог слышать, о чем он говорит с ребенком, однако уже через минуту девочка перестала рыдать, а потом, еще и слезы не высохли, начала смеяться. Мо Жань, осторожно вытирая обращенное к нему сопливое личико, продолжал смешить ее, издавая разные смешные звуки.

— …

Чу Ваньнин тихо стоял в сторонке и смотрел, как дурачится Мо Жань, как он несет ребенка обратно к очагу, как выкатывает из костра печеный сладкий картофель[140.4] и, аккуратно сняв шкурку, вручает его в протянутые детские ручки.

Он просто смотрел.

И как будто видел, как Мо Вэйюй жил эти пять лет.

— А, Учитель, вы уже здесь?

— Да.

Постояв еще немного, Чу Ваньнин подошел к Мо Жаню и присел рядом. Какое-то время он смотрел на бушующее под котлом пламя, прежде чем на миг поднял глаза, чтобы спросить:

— Что здесь пекут?

— Арахис, батат, кукурузу, — старательно перечислил Мо Жань, а потом предложил, — хотите, я поджарю конфетку для вас?

— …Конфеты можно жарить?

— Учитель, на открытом огне ее жарить нельзя — тут же сгорит, но нагреть можно, — Мо Жань рассмеялся. — Давайте-ка лучше я.

С этими словами он достал из кармана молочную конфету. Сняв обертку из рисовой бумаги, Мо Жань зажал ее щипцами, поднес к огню, немного покрутил в струе горячего воздуха и сразу вытащил обратно. Взяв подтаявшую конфету пальцами, он зашипел:

— Ащ, горячо, — затем подул на нее и поднес к губам Чу Ваньнина. — Попробуйте.

— … — естественно, Чу Ваньнин не мог допустить, чтобы кто-то кормил его с рук. Протянув руку, он взял немного растаявшую от жара мягкую и вязкую белую конфету и, сунув в рот, тщательно прожевал, в полной мере распробовав ее насыщенный молочный вкус.

— Неплохо. Испеки еще одну, — распорядился Чу Ваньнин, покончив со сладостью.

Мо Жань послушно приготовил еще одну молочную конфету, которую Чу Ваньнин поспешно сам взял в руки и съел.

— Давай еще одну.

— …

Так Мо Жань разогрел еще восемь конфет. Когда дошло до девятой, к нему подбежал ребенок и сказал, что хочет съесть печеный батат. Так как руки Мо Жаня были заняты конфетой, ему оставалось только попросить Чу Ваньнина помочь.

Тот тут же взял другие щипцы и нацелился на самый большой клубень, но, заметив это, Мо Жань поспешил остановить его:

— Этот положите обратно и возьмите тот, поменьше, рядом с ним.

— Большой ведь лучше.

— Большой еще не готов, – ответил Мо Жань.

Чу Ваньнин однако усомнился:

— Откуда ты знаешь, что не готов?

— Просто поверьте мне, я часто готовил их, когда ночевал под открытым небом. Передайте ребенку маленький клубень, он уже сладкий и вкусный.

Чу Ваньнину оставалось только оставить в покое большой клубень и нацелиться на маленький. Ребенок, конечно, не знал с каким выдающимся человеком мира совершенствующихся имеет дело, но увидев тот батат, который он выбрал для него, наклонился к нему и прошептал:

— Большой старший брат, я хочу съесть тот большой.

— Иди скажи это другому старшему брату, — ответил Чу Ваньнин, — это он запрещает тебе его съесть, говорит, что еще не готов.

Малыш в самом деле тут же подбежал к Мо Жаню:

— Старший брат Мо Жань, я хочу съесть большой.

— Если хочешь съесть большой, придется подождать еще немного.

— А «немного» это сколько?

— Считай от одного до ста.

— Но я умею только от одного до десяти… — обиженно пробормотал малыш.

Мо Жань в ответ только рассмеялся:

— В таком случае ты наказан: будешь есть маленький.

Малышу оставалось только смириться с несправедливостью судьбы. Тяжело вздохнув, он опустил голову и пробормотал:

— Ну ладно, маленький так маленький.

Чу Ваньнин достал батат и принялся счищать с него кожицу. Между тем молочная конфета, которую держал в щипцах Мо Жань, стала очень мягкой, и, пока она совсем не расплавилась, он схватил ее и протянул Чу Ваньнину:

— Учитель, давайте, откройте рот…

В руках Чу Ваньнина все еще был батат, поэтому он, не задумываясь, приоткрыл рот, и Мо Жань вложил в него сладкую, подтаявшую молочную нугу. Когда огрубевшие подушечки пальцев слегка коснулись уголка его губ, Чу Ваньнин вдруг опомнился и осознал, что только что съел конфету прямо из рук своего ученика. В тот же миг кончики его ушей стали ярко-алыми от смущения.

— Хотите еще?

Чу Ваньнин поперхнулся. К счастью, яркое пламя костра отбрасывало теплые блики на его лицо, и никто не заметил, как на миг изменилось его выражение:

— Не надо.

Мо Жань рассмеялся:

— Хорошо. Чтобы накормить вас досыта, я скормил вам последнюю молочную конфетку, так что все равно ничего не осталось.

Расслабленный Мо Жань говорил, не выбирая слова и не слишком задумываясь над их значением.

Поэтому он с легкостью употребил выражение «накормить досыта[140.5]». Конечно, ученик не должен был использовать подобные выражения при разговоре со своим наставником. Эти два слова звучали слишком грубо, двусмысленно и властно. Словно он хозяин, «накормивший досыта» своего любимого зверька или император, «удовлетворяющий голод» своих жен и наложниц, включая и «кормление плотью» в спальне. Послушаешь его, так он эдакий властелин мира, снизошедший до того, чтобы «досыта накормить» своей пылающей плотью умоляюще скулящего у его ног слабого человека.

Чу Ваньнин настолько погрузился в толкование значения этих грубых слов, что надолго выпал из окружающей действительности.

Когда рис был пропарен, пришло время поработать физически, и все молодые мужчины деревни взяли в руки колотушки, чтобы отбить тесто для приготовления няньгао. Староста вручил Мо Жаню обернутый марлей деревянный молоток и хотел было передать такой же Чу Ваньнину, но Мо Жань с улыбкой остановил его:

— Староста, мой