Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

зонтика, стопка книг, завернутых в промасленную бумагу. Когда он приблизился, Чу Ваньнин невольно замедлил шаг.

Юноша тоже заметил его, однако не замедлил шаг, а лишь скользнул по нему безразличным взглядом из-под намокших от дождя ресниц.

Чу Ваньнин хотел окликнуть его: «Мо…»

Но Мо Жань не дал ему ни единого шанса заговорить с ним. Еще крепче вцепившись в свои книги, он свернул налево и обошел его по самому краю моста. Отклонившись еще на пару сантиметров, его ученик рисковал упасть в бурную реку, и все это ради того, чтобы пройти как можно дальше от идущего по правой стороне Учителя.

Эти двое встретились на середине моста.

Тот, кто раньше всегда открывал зонт под дождем, свернул налево, и тот, кто обычно ходил без зонта, тоже свернул налево.

Они пересеклись[140.2] и прошли мимо друг друга.

Мокнущий под дождем ушел не оглядываясь. Человек с зонтом остановился и замер.

Дождь барабанил по зонту, но Чу Ваньнин стоял на одном месте до тех пор, пока его ноги не окоченели, словно влажный и промозглый холод Сычуани проник в каждую кость его тела.

Внезапно он почувствовал, что очень устал, и у него просто не осталось сил идти дальше.

Сновидение померкло и погрузилось в темноту.

Остались только промозглая тяжесть и холод.

Словно вымокнув под этим холодным дождем, его ноги налились тяжестью и полностью утратили подвижность.

Во сне Чу Ваньнин перевернулся на бок и сжался в комочек, как будто пытаясь уменьшиться и исчезнуть. Что-то беззвучно вытекло из уголка глаза, намочив подушку. Чу Ваньнин смутно осознавал, что это всего лишь сон, но почему-то такой реальный, что он всей душой чувствовал ненависть, обиду и разочарование Мо Жаня и отчетливо понимал, что это был полный разрыв их отношений.

Но… неужели это возможно?

Как они могли прийти к такому финалу?

Он не мог смириться с этим, и, не в силах устоять перед его немым сопротивлением, тьма перед глазами снова рассеялась.

Чу Ваньнин оказался в том же сне, но со смерти Ши Мэя прошло уже несколько месяцев.

Мо Жань день ото дня становился все более мрачным и нелюдимым. Хотя он продолжал посещать практические занятия и лекции Чу Ваньнина, но теперь, кроме стандартных ответов на вопросы по темам уроков, из него было сложно вытянуть и пару слов.

Чу Ваньнин так и не смог объясниться с ним, относительно того, почему не протянул руку помощи умирающему Ши Минцзину. Ему хватило одного взгляда в глаза Мо Жаня, чтобы понять: никакие слова уже не смогут изменить его отношение к нему.

В тот день на занятии, стоя на верхушке сосны, Мо Жань практиковался в концентрации духовной силы.

По неизвестной причине внезапно тело его ученика не выдержало нагрузки, и он полетел вниз. Не задумываясь, Чу Ваньнин подхватил его и крепко обнял, однако сам не успел сгруппироваться и произнести смягчающее падение заклятие, поэтому два человека просто рухнули на землю.

К счастью, глинистую почву устилал толстый слой опавших сосновых иголок, поэтому они не разбились, однако острая сухая ветка раскроила запястье Чу Ваньнина. Рана оказалась довольно серьезной, и кровь тут же ручьем хлынула на землю.

Мо Жань долго смотрел на кровоточащую рану Чу Ваньнина, а затем впервые за все эти месяцы поднял глаза и прямо посмотрел на него. Какое-то время он просто изучал лицо Чу Ваньнина.

— Учитель, у вас кровь течет, — слова прозвучали механически и, на первый взгляд, в них не было и следа чувств, но последующая за ними фраза смягчила общее впечатление. — В моей сумке цянькунь есть лекарственная мазь и бинты. Давайте, я помогу с перевязкой.

Посреди густого соснового леса, воздух которого был напоен свежим хвойным ароматом, онемевший Чу Ваньнин не сводил взгляда с молчаливого Мо Жаня, который, склонив голову, виток за витком накладывал повязку на его руку.

Густые ресницы юноши слегка дрожали, и Чу Ваньнин никак не мог разглядеть выражение его лица. В этот момент ему вдруг захотелось набраться смелости и задать всего один вопрос: «Мо Жань, ты правда так ненавидишь меня?»

Но дул легкий освежающий ветерок, нежно пригревало солнышко, вокруг них пели птицы и жужжали пчелы, Мо Жань держал его за руку и аккуратно перевязывал его рану. Все было так спокойно и мирно.

В конечном итоге он так и не решился озвучить свой вопрос, боясь неосторожно разрушить эти мгновения тихой идиллии.

Кроме того, Чу Ваньнин вдруг осознал, что ответ не так уж и важен. Главное, что в этой части сна он узнал, что даже после смерти Ши Мэя, его кровь и раны, вопреки всему, были небезразличны Мо Жаню и могли заставить его сердце хотя бы чуть-чуть смягчиться.

На следующий день, когда Чу Ваньнин проснулся, он еще какое-то время находился под впечатлением ото сна и не мог прийти в себя.

Лежа в постели, он все еще ощущал ноющую боль в руке и, кажется, совсем немного остаточного тепла. Спустя какое-то время Чу Ваньнин устало потер лицо и невольно поразился нелепости ситуации и своему отношению к ней.

Почему ему снятся такие тревожные запутанные сны?

Говорят, люди видят во сне отражение своих дневных дум. Неужели, глядя на привлекательную внешность Ши Мэя, он был настолько подавлен, что темные желания отравили его сны, и ему пригрезилась гибель Ши Минцзина?..

Действительно, чушь несусветная.

Он поднялся с постели, быстро оделся, умылся, причесался и очень скоро напрочь выбросил из головы странные сны прошлой ночи.

Сегодня деревенский староста решил, что пора отбивать рис для няньгао[140.3].

В Нижнем Царстве няньгао являлось обязательным блюдом для новогоднего застолья, если, конечно, в следующем году хозяева рассчитывали привлечь удачу в свой дом. Для приготовления этой сладости накануне вечером круглый рис смешивали и перетирали с рисовой мукой. Затем, согласно традиции, женщины и старики разводили огонь и пропаривали получившуюся массу. Хотя процесс был трудоемкий и занимал довольно много времени, но для него не требовалась грубая мужская сила, поэтому Чу Ваньнин решил, что ничего страшного, если он встанет сегодня позже и неспешно пройдется по полям.

Когда он наконец добрался до места, то увидел, что посреди площадки для просушки и молотьбы установлен огромный котел. Из установленной поверх него огромной деревянной бочки, размером в половину человеческого роста, валил пар. Стоявшая на скамеечке жена деревенского старосты время от времени досыпала в бочку рисовую муку, доводя массу до нужной консистенции. Шумные деревенские ребятишки играли и бегали вокруг костра, иногда