Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

В обычных обстоятельствах эти деньги выдавались бы в виде займов местным властям или кредитов для мелкого бизнеса. Но ограничения военного времени не только ударили по гражданскому потреблению, но и сказались на «низовых» инвестициях. Если строительство новых мощностей по производству вооружений после сентября 1939 г. ускорилось, то инвестиции в жилье были урезаны до абсолютного минимума. В 1937 г., когда темпы гражданского строительства в Третьем рейхе достигли максимума, жилой фонд пополнился 320057 квартирами. К 1939 г. из-за потребности вооруженных сил в строительстве рост жилого фонда уже сократился до 206 тыс. с небольшим квартир в год. В 1940 г. жилой фонд пополнился всего 105458 квартирами, а к 1942 г. ежегодный прирост составлял уже менее 40 тыс. квартир, сократившись по сравнению с 1937 г. на 85 %[1101]. Вследствие прекращения инвестиций со стороны простых граждан средства, циркулировавшие в финансовой системе, можно было перенаправить в применявшуюся Рейхсбанком «тихую систему» военного финансирования («geräuschlos Kriegsfinanzierung»)[1102]. Рейхсбанк и Рейхсминистерство финансов после обескураживающего опыта с привлечением народных средств, полученного в конце 1938 г., не намеревались полагаться на патриотический подъем и выпускать военные займы. Вместо этого они занимались косвенным заимствованием, привлекая деньги, скапливавшиеся в закромах местных властей, страховых фондов и местных сберегательных банков[1103]. В 1940 г. одни лишь сберкассы вложили в военную экономику 8 млрд рейхсмарок. В 1941 г. их вклад составил 12,8 млрд рейхсмарок. Частных инвесторов, чьи средства ускользали от Рейхсбанка, принуждали ссужать деньги государству таким простым способом, как сокращение выпуска всех прочих доходных активов и жесткое ограничение биржевых спекуляций[1104]. Никакого принуждения не потребовалось. Средства было просто не во что инвестировать, кроме государственного долга.

На протяжении первых четырех лет войны благодаря этой неприметной, но крайне эффективной системе бремя военных расходов было относительно безопасно распределено по финансовой системе. Она имела и политические преимущества в том плане, что непосредственно не покушалась на доходы домохозяйств или прибыли предпринимателей. В течение всей войны, несмотря на то что значительную часть частных доходов было невозможно потратить, заработки и оклады продолжали расти, вселяя надежды на более высокий уровень жизни после войны. Но в то же время «тихая система» военного финансирования не годилась для того, чтобы непосредственно осуществлять перераспределение ресурсов. Эта задача ложилась исключительно на систему нормирования. Лишь путем прямого ограничения потребления и управления потоками сырья и рабочей силой германские власти добивались того, чтобы рост доходов не выливался в гражданское потребление и инвестиции.

РИС. 15. «Тихое финансирование» в действии

Нормирование потребительских товаров служило первой линией обороны. В течение первых недель войны всеобъемлющему нормированию подверглись две важнейшие статьи семейных расходов: продукты питания и одежда[1105]. Разумеется, часть денег, которые нельзя было потратить на покупку нормированных товаров, попадала на черный рынок. Но в начале войны это явление имело незначительный размах. Копить неистраченные деньги вместо того, чтобы доверять их банку, предпочитали лишь немногие домохозяйства. Подавляющая часть неистраченных доходов вносилась на сберегательные счета и таким образом проникала в «тихую систему» военного финансирования[1106].

Таким образом, нормирование фактически ограничивало гражданскую экономическую активность со стороны спроса. Но оно не было бы эффективным, если бы не дополнялось регулированием производства и предложения путем систематического перераспределения сырья и рабочей силы. Обычно считается, что немецкая система нормирования сырья работала бессистемно. Но с учетом давления, которому она подвергалась со стороны системы военного финансирования (с политическими пертурбациями в последней) и, более удивительно то, что она вообще как-то работала. Процесс нормирования координировали такие учреждения, как ОКБ, рассматривавшее запросы военных, и РМЭ, надзиравшее за общим распределением ресурсов. Результаты в лучшем случае носили характер импровизации. Однако эта система, несомненно, весьма успешно перенаправила огромное количество сырья на производство вооружений.

Как и до войны, ключевую роль при перераспределении сырья играла сталь. Эта проблема после начала войны была усугублена внезапной нехваткой импортной железной руды и закрытием сталеплавильных заводов в уязвимых районах на западной границе – прежде всего в Сааре. Однако ради удовлетворения потребностей вермахта выплавка стали поддерживалась на уровне в 1,6 млн тонн в месяц, даже если это означало исчерпание ограниченных германских запасов железной руды[1107]. В первом квартале 1940 г. вермахт уже получал 55 % выплавленной стали, то есть 885 тыс. тонн в месяц. Между тем в разгар Первой мировой войны на производство вооружений выделялось всего 620 тыс. тонн стали в месяц и примерно столько же – во время Мюнхенского кризиса 1938 г.[1108] Эти гигантские квоты для вермахта были «изысканы» за счет болезненных ограничений всех других форм потребления стали. «Показные» стройки режима, включая сооружение партийных зданий и автобанов, были почти полностью остановлены, получая всего 6 % от довоенных квот стали. Квоты на железо для семейного потребления составляли только 25 % от довоенного уровня. В результате уже в первую военную зиму население столкнулось с серьезной нехваткой таких элементарных предметов обихода, как кухонные плиты и духовки[1109]. Аналогичным образом было резко ограничено выделение стали для таких важнейших отраслей, как энергоснабжение, добыча угля и сталеплавильная промышленность. Квоты для машиностроительных предприятий, работавших не на вермахт, которые среди прочего производили запасные части для оборудования на перегруженных заказами германских заводах, были сокращены до 29 % от довоенного уровня. Точно так же сократилось и выделение стали для экспортных отраслей, несмотря на протесты сторонников долгой войны. Таким образом, уже к январю 1940 г. германская система нормирования стали в первую очередь обслуживала непосредственные потребности вермахта, невзирая на все прочие соображения, включая и долгосрочную устойчивость военного производства.