Книга историй - Аракел Даврижеци

был он предан [персам] и близок с шахским двором. И вот теперь Лала вынудил к бегству этого /608/ Симона, построил в его стране много крепостей, но я не знаю, как описать [их], ибо сам не видел те места, однако слышал, что в Тифлисе, в Дманиси, в Гори, в Лори и других местах были построены крепости и оставлены в них войска. Сам же он (Лала), направившись к аланам[555], пошел к Железным воротам, там тоже построил крепость и назвал ее Дамур-Гапу, оставил в ней многочисленное войско и военачальника по имени[556] Осман — очень искусного и безжалостного. А сам вернулся к своему государю и был умерщвлен им по наущению клеветников: возмездие Божье за кровь невинных не позволило ему здравствовать.

В 1028 (1579) году внезапно начался ужасный и великий мор в Атрпатакане и во всем Агванке, он унес много [людей] всех племен, вплоть до того, что множество домов осталось без хозяев, а множество отцов и матерей — без детей. [Жители] страны Агванк в таком бедственном положении оплакивали умерших и радели о живых, но больных, а также и о себе и думали тяжкую думу: «Ох, избавимся мы от нечаянной смерти или нет?». В это время нежданно-негаданно явился ворог — тот позабывший о дне смерти Осман, который до того предпринял [поход] на татар, называемых кайтахами, и собрал вокруг себя в Дамур-Гапу всех кавказских горцев-лезгин с бесчисленным множеством кровожадных всадников. Он собрался и переправился вместе с ними на этот берег реки Куры, вынудил к бегству владетелей Ганджи и Партава, сами же они рассеялись по полям и горам и после целого дня грабежа Ганджи и Партава, Чараберда и Хачена, Варанда и Дизака — [всей местности] от реки Чарек до реки Ерасх — [жителей] угнали в плен, а неугодных вырезали мечами. И спустя четыре-пять дней вернулись обратно восвояси.

/609/ И опять в том же году наряду с двумя карами — смертью и мечом — наступил ужасный и невыносимый голод, настолько сильный, что люди, подобно зверям, стали поедать сырое мясо, дабы избежать смерти, и бродили они, нищие и бездомные, [скрываясь] от поработителей, ибо все гавары армянские, находившиеся под властью красноголовых, были разорены и разрушены. И если где-нибудь оставалось [еще] поселение, то обитали [там] бездомные[557], нагие мужчины и женщины, старые и молодые, юноши и девушки, скитавшиеся со слезами на глазах без пристанища по дворам чужих и домам посторонних [людей], вымаливая себе на пропитание.

И так как еды было мало, [более] сильные из них проникали тайком в овчарни и хлевы и, не имея с собой ножа, не могли зарезать крупный скот, поэтому силой хватали пригожих телят, молодых ягнят и козлят, раздирали им бока и, вырвав сердце и внутренности их, сырыми поедали и, выйдя тайком, уходили. И никто даже не подозревал их в этом, пока кто-то не увидел их за подобным занятием, и тогда все узнали об этом. А немощные из них копались в кучах коровьего и конского навоза и, найдя ячменные зерна, поедали их. Более того, кости, валявшиеся издавна, с прошлых лет, на улицах, не разбирая, чистой или нечистой [твари принадлежали они], клали на камень и [другим] камнем толкли их в порошок, высыпали [его] себе в рот и с глубоким вздохом [удовлетворенно] рычали. И еще клали в обломок глиняного горшка старые кожаные ремни и изношенные трехи, варили и потом ели их. Горе глазам моим, братья! А когда наступила весна, нищие с почерневшим телом рассеялись по полям и, подобно стадам коз и отарам овец, поедали дикие овощи и /610/ зеленую траву и не [могли] насытиться, ибо, согласно пророку, «[господь] призвал голод на землю, всякий стебель хлебный истребил»[558]. Особенно часто умирали те, у которых вспухали головы: кто там же, на пастбище, не имея сил вернуться, а кто — по возвращении в деревню, под стенами и в уголках разрушенных домов. И если случался там человек богобоязненный, он собирал девять-десять или более трупов в какой-либо яме, сваливал их туда и, засыпав их землею, хоронил; а если нет, [трупы] оставались непогребенными.

Нередко доходила молва, мол, умер такой-то танутэр или сын именитых родителей и труп его находится вот в таком-то-месте; многие из его знакомых и друзей, получив весть, скорбели и оплакивали себя, но вследствие множества осложнений похороны откладывали на завтра, а завтра [откладывали] на следующий день. И тогда приходила весть о том, что труп тот звери растерзали, кости разбросали. И, услышав это, не беспокоились [более], а труп оставался непохороненным. О братья, горе мне, несчастному, и повествованию моему, ибо многие охотно пожирали скверное мясо мерзких собак и кошек, а также и человечину. Так, в одной деревне области Варанда и Дизака, в пределах Амораса, жил семилетний мальчик — единственный сын какого-то богача. Вдовы из окрестных селений, собравшись близ богатого [дома того], жили там, прокармливаясь случайными [подачками] богача. Однажды женщины эти, позвав под каким-то предлогом мальчика к себе, убили его и съели одну ногу его. А вечером родители стали искать мальчика и нашли в доме у вдов полурастерзанный труп своего сына. Слышали мы также, будто какой-то старик в той же стране съел живьем свою дочь. Повсюду в 1028 (1579) и 1029 (1580) годах случались такие беды от голода.

/611/ Горе мне, заслуживающему наказания, ибо звери, нажравшись мяса людей, умерших и погибших от меча и голода, одичали так, что даже дворовые псы стали вдали от поселений охотиться за живыми людьми. А на дорогах и в поселениях волки проникали в жилища, стаскивали людей с постелей и пожирали их, нападали на отары овец, пожирали пастуха, но овец даже не трогали. И уж вовсе нельзя высчитать и записать число угнанных в плен, умерших и погибших от голода и меча, посему бумагу свою и чернила я складываю к стопам вашим, подобно книжкам Давидовым в Иерусалиме.

А в 1032 (1583) году хондкар Мурад приказал военачальникам и войскам своим снова пойти на Ереван и взять его. И действительно, они пришли и разорили [страну], разрушили множество церквей, увезли камни на постройку крепости. Они хотели разрушить также большую церковь, называемую Ерку-ереси[559], но вардапет по имени Аракел, ставший позднее католикосом[560] (да будет благословенна память о нем!), вышел навстречу войску военачальника Фахрада и не позволил разрушить ту церковь. Но горе услышавшим и повествующим [об этом], ибо мулы и кони и