Эфирный оборотень - Алексей Живой

По желанию Бергмозера Антон с вампирами натворили немало дел в Соединенных Штатах, покровителя которых Герман безумно хотел уничтожить. Этот энергетический десант хорошо подготовил почву для предстоящей интервенции злых духов. Правда, в последнее время что-то беспокоило Германа, какое-то непонятное возмущение энергии на окраинах сознания, но сейчас было не до нее.

Герман подошел к пульту управления и набрал на клавиатуре несколько кодовых сигналов. Перед ним зажглись десятки мониторов, освещая полумрак командного пункта, словно глаза волков. На каждом мониторе появились изображения ракетных шахт, аэродромов с остроклювыми хищными истребителями и тяжелыми бомбардировщиками, полными смертоносного груза, глубокие подводные бухты, в которых прятались атомные подводные лодки, тысячи секретных спутников с лазерными орудиями на орбите, казармы с десантниками и морскими пехотинцами устрашающего вида. Вся эта мощь готова была по первому его сигналу прийти в движение. Бергмозер любовался духом войны и разрушения, дремавшим в этих машинах и людях до назначенного часа. Сами люди, которые управляли всей этой лавиной смерти, уже давно превратились в зомби и действовали по мысленному приказу Бергмозера и его эмиссаров, которых он расставил на все посты. Почти вся армия была в его руках. Только небольшая ее часть, состоявшая из людей, в тайне веривших в Бога, не подчинялась ему. Но таких с каждой минутой становилось все меньше.

Черный полковник с сожалением отвернулся от мониторов. Что-ж, час почти настал, и сегодня вся эта лавина оживет и тронется в путь. Бергмозер неожиданно вспомнил про пленницу и захотел на нее взглянуть. Повинуясь его мысленному приказанию, в командный пункт из подземелья поднялась прозрачная сфера, стенки которой, казалось, были сделаны из толстого стекла и были холодными снаружи, но теплыми внутри. На самом деле эта оболочка возникала при соприкосновении разных времен. Катя была заключена в тюрьму времени и не имела выхода за пределы шара. Для нее время текло ужасно медленно, причиняя боль ожидания. Это была пытка невозвращением любимого человека, которая должна была длиться вечно. Бергмозер упивался видом мучений своей пленницы несколько минут. Насмотревшись, он мысленно приказал опустить шар в подземелье.

Командир роты воздушных десантников молодой полковник Глеб Гвоздь сидел на деревянном препятствии посреди полкового стадиона и, страдая от жары, в течение получаса лично измывался над молодым пополнением. Лейтенанты и сержанты покуривали в сторонке, глядя на публичное изнасилование доброй сотни юнцов, едва неделю как призванных на государственную службу в степи Казахстана. Глебу было страшно скучно и страшно жарко, несмотря на то, что он давно уже разоблачился до тельняшки. Рота зеленых молодцов, кто жирный, кто дохлый, смотрелась очень живописно и кое-как развлекала командира.

– Встать! – скомандовал он отжимавшимся с полным боевым снаряжением солдатам.

Гремя «Калашниками» солдаты медленно выпрямились. По лицам читались застрявшие в горле матные слова. Глеб обвел их мутным от жары взглядом и философски заметил:

– Медленно встаем, товарищи будущие десантники. Так мы с вами врага не одолеем.

И, смачно сплюнув на раскаленную землю, рявкнул:

– Лечь!

Солдаты в изнеможении повалились на чахлую траву – многотонные «Калашники» тянули вниз, словно камень на шее. Глеб прошелся вдоль распластавшегося на земле строя, бросил неторопливый взгляд за горизонт, на котором не было видно ни облачка, затем многозначительно посмотрел за кучковавшихся невдалеке сержантов и лейтенантов, мол «Смотрите, как надо молодых дрючить», и гаркнул:

– Вста-а-ать!

Несмотря на дикую усталость, рота поднялась в два раза быстрее. Глеб удовлетворенно хмыкнул себе под нос и снова произнес:

– Лечь!

Солдаты повалились вниз. Полковник подошел к одному из сержантов, стрельнул у него закурить, прикурил, и, затянувшись дымом, произнес, обращаясь к бойцу на правом фланге.

– Что-то ты, Федосимов, медленно команды выполняешь. Хотел я уже вас на обед отпустить, да из-за тебя придется всех еще маленько потренировать.

Глеб обернулся к одному из сержантов и приказал ленивым голосом:

– Еремеев, бери роту и дуй на кросс. Десять километров в полном снаряжении. Взять с собой противогазы. По дороге – короткие остановки через каждые два километра для отработки отжиманий. Выполнять!

– Есть, товарищ полковник. – отрапортовал сержант Еремеев и заорал благим матом – Рота подъем! В колонну по четыре, становись!

Солдаты с обезумевшими глазами кое-как сбились в кучу и разобрались в колонну по четыре. Еремеев сделал последнюю затяжку, выкинул сигарету на траву и, затоптав ее каблуком кирзового сапога, рявкнул:

– Ро-о-ота, за мной, бег-о-ом марш!

И затрусил впереди строя. Для солдат наступал закат солнца вручную. Стуча каблуками, рота выбежала на асфальтированную дорожку, ведущую из расположения полка в сторону молочной фермы. Не успев удалиться от полка на километр, Еремеев остановил роту и с наслаждением опытного садиста приказал:

– Химическая атака. Одеть противогазы!

Зеленые, окончательно потеряв волю к жизни, обливаясь потом натянули резиновые шапки на головы.

– Бего-о-ом марш!

И рота, всколыхнувшись, снова побежала вперед.

– Подтянись, лентяи! – орал сержант на отстающих, – Обед еще далеко!

Полковник Гвоздь, скрываясь от палящего зноя, вернулся в штаб, где стояла приятная прохлада, поддерживаемая итальянским кондиционером, который полковник забрал в доме одного из душманских полевых командиров, когда воевал в Афганистане. Насмотревшись видиков, Глеб обставил у себя в штабе все по западному образцу, и теперь штаб напоминал нечто среднее между секретным командным пунктом ЦРУ и полицейским участком Лос-Анджелеса. Полковник бросил автомат на стол, а сам приземлился в кресло, достал из походного холодильника бутылку газированной воды и налил себе полный граненый стакан – с посудой все обстояло не по-западному. По телу разлилась приятная прохлада. Зной медленно начал отпускать. Глеб открыл ящик стола и, обнаружив там несколько журналов «Плей Бой», приготовился провести десять-пятнадцать приятных минут, остававшихся до обеда. Однако, спустя пять минут, его покой был нарушен вбежавшим в штаб сержантом Еремеевым.

– Товарищ полковник, – виновато сообщил сержант, – Федосимову с сердцем плохо стало, а Гельмутдинов, собака, помер.

Глеб Гвоздь не испытал при этом сообщении никакого беспокойства. Он холодно посмотрел на сержанта, и сквозь зубы процедил:

– Да и хрен с ними. Слушай приказ. Передать всем командирам. Через пять минут полк стоит на плацу в полном вооружении, готовый к погрузке на машины. Как понял?

– Вас понял, товарищ полковник. А как же эти…?

Глеб Гвоздь поднял на сержанта презрительный взгляд и сказал:

– Этим уже лучше нас всех. Выполнять приказ!