Экспансия-2. Безоблачное небо Испании - Юлиан Семенов

— Человек, к которому я в общем-то хорошо отношусь, — Роберт Макайр.

— Хм… Это для меня несколько неожиданно… Не скажу, что я его очень хорошо знаю, но по тем эпизодам, что у меня на памяти, могу судить о нем как о человеке, склонном к волевым решениям.

— Дело в том, что сеть разбросана не только в Германии, но и в Швеции, Испании, Португалии, Парагвае, Аргентине, Бразилии, Швейцарии, Ватикане… Более того, сейчас я собираю улики против синдиката… У меня есть основания полагать, что наци нашли подходы и к этим людям…

— А вот это крайне тревожно. Крайне, Пол. Есть имена?

— Да. Некий Пепе. Судя по всему, одна из его фамилий — Гуарази, на контакт с лиссабонским братством прилетал из Нью-Йорка, акцент — бруклинский.

— Так говорит агентура?

— Так говорю я.

Даллес улыбнулся; его жесткое лицо собралось морщинками, подобрело («У него самые счастливые внуки, — подумал Роумэн, — какая радость иметь такого мягкого, но в то же время мужественного деда, человек из легенды; и с Вольфом он говорил не как с генералом Гиммлера, а как с немецким солдатом, это не есть нарушение правил, это по-мужски, Штирлиц неправ, потому что ему-то как раз доносила агентура»).

— Вы думаете, меня это радует? — лицо Даллеса было по-прежнему мягким, морщинистым, усталым. — Меня это, наоборот, печалит. Я вам прочитаю Ян Ваньли, великого китайского поэта, вслушайтесь в его строки. Пол: «Пороги, слепя белоснежною пеной, как гром, оглушают разгневанным ревом. Потоки воды — изумрудные стены, а волны подобны горам бирюзовым. Подъем по дорогам — над бездной победа, путь вниз по реке — за победу награда. Багорщикам трудно, им отдых неведом, и сердце подъемам и спускам не радо… Нелегок, опасен подъем по порогам! Оставь самомнение, пускаясь в дорогу…»

Читая поэта, Даллес вдруг пожалел, что открылся: китайская литература — его слабость, это известно только самым близким в его кругу: «Никто больше не имел права знать; ни перед кем нельзя открываться; в разведке порой запрещено верить даже брату — увы, закон профессии. Я становлюсь сентиментальным, первый признак прогрессирующего склероза; я засветил себя, и, если дело пойдет не так, как надо, я многим рискую: Роумэн получил в руку шальной козырь».

— Я не очень-то страдаю самомнением, — ответил Роумэн. — Скорее наоборот.

— Просто, получив данные агентуры, — заметил Даллес, — то есть множество разных мнений, вам было бы легче прийти к более или менее определенному выводу, Пол. А так вы до всего дошли сами. Если вы ощущаете внутри себя гениальность — одно дело, но если вы такой же нормальный человек, как и я, тогда дело плохо. Нормальный человек не может не страдать комплексами. Однако же комплексы свидетельствуют о чрезвычайно увлекающейся натуре, а увлеченность мстит отсутствием должного самоконтроля. А это путь к провалу, Пол. Не сердитесь, я говорю это человеку, к которому отношусь с симпатией.

— Спасибо, Аллен, — мягко улыбнулся Роумэн. — Учту на будущее.

«У него очень хорошие глаза, — подумал Даллес, — чистые, как у ребенка; Макайр прав, — будь проклята наша профессия, без которой любое общество не сможет существовать. Появись хоть какая-то альтернатива, можно было бы отказаться от того, что необходимо сделать. Да, Макайр может отвести его от беды, а должен, наоборот, подтолкнуть его к ней: лучшей кандидатуры на роль тайного коллаборанта ГПУ у нас, увы, нет и вряд ли будет. Линия, протянутая между ним и нацистом Штирлицем, свидетельствует о зловещем заговоре; такого еще не было в нашей практике. Это необходимо обществу, как ни жесток мой план. Боже праведный, за что служение идее требует от человека таких ужасных жертв?!»

— Ваше здоровье. Пол, — сказал Даллес, прикоснувшись губами к виски. — Сыр, действительно, очень хорош, не думал, что здесь может быть такой соленый, жесткий, деревенский сыр…

Роумэн кивнул.

— Как в Каталонии…

— Я там не был.

— Когда свалят Франко, вы должны туда съездить, Аллен.

— Непременно, — ответил Даллес («Упаси бог, если Франко свалят, это будет трагедия; Испания всегда тяготела к красным; потеря Средиземноморья невосполнима»). — И вы будете моим гидом… Ну, ладно, вернемся к стрижке овец… Что за сеть? Направленность? Численность? Финансовые возможности? Мера авторитетности членов?

Роумэн рассказывал обстоятельно, с трудом удерживаясь от того, чтобы не открыть все. «Я дал честное слово Штирлицу, — сказал он себе, — да, я полностью доверяю Даллесу, кому верить, как не ему? Но я дал слово, и я не вправе его нарушить».

Он прочертил линии связи между Германией, особенно Гамбургом и Мюнхеном («Слава богу, — отметил Даллес, — он не назвал Пуллах[47]»), Асконой, Ватиканом, Испанией, Лиссабоном, Аргентиной, Парагваем, Чили («На ближневосточные контакты он еще не вышел, очень хорошо»); умолчал о «банкире» Нибеле в Кордове (слово есть слово), ничего не сказал о том, что в процессе операции был убит гестаповец Фриц Продль из Освенцима: за этим — Спарк, нельзя распоряжаться всуе жизнью друзей, только собой, это — пожалуйста.

— Любопытно, — сказал Даллес, выслушав его рассказ. — Честно говоря, я не думал, что дело приобрело такой размах… И вы это раскрутили один?

— Я тоже не думал, что дело приобрело такой размах, когда начинал его, — Роумэн ушел от прямого ответа, так же, как и Даллес, прикоснулся губами к стакану с виски, отломил ломтик сухого сыра, но не стал есть, — напряженно слушал, что скажет собеседник.

— Ну, и что же вам ответил Макайр? Помимо того, понятно, что поздравил с феноменальной удачей?

— Он сказал, что дело надо обсмотреть со всех сторон, потому что нам придется вмешаться во внутренние дела других стран. А для меня Испания сейчас не страна, а поганый застенок. И чем активнее мы туда вмешаемся, тем будет лучше и для испанцев, и для нас, американцев. Я очень хочу, чтобы мы были первыми, кто принесет им освобождение…

— А кто может им принести освобождение кроме нас?

— Те же русские.

— У вас есть реальные основания так полагать?

— Их встретят с восторгом… Они там оставили о себе добрую память…

— В Аргентину, конечно, лезть трудно, Пол… Почти невозможно… Наши позиции там весьма шатки… Слушайте, а почему вы считаете, что мы вообще должны лезть? Если вы взяли в кулак такое звено, тогда вся их работа станет подконтрольной. Это же нам в тысячу раз выгоднее, чем разом их всех прихлопнуть…

Роумэн словно бы споткнулся, ответил с болью:

— Именно об этом Макайр прислал мне в Мадрид телеграмму месяцев семь назад.

— Вы так давно вышли на сеть?

— Нет, тогда еще не вышел… Просто он уже тогда считал возможным обращать наци в нашу агентуру…

— Вы с этим не согласны?

— Нет.