Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно - Реймонд Чандлер

Я придвинул к себе телефон, взглянул на номер извещения и позвонил на почту. Мне ответили, что могут принести посылку сейчас же. Я сказал, что буду ждать.

Смеркалось. Гул транспорта немного стих, в еще не успевшем остыть воздухе стоял тяжелый, привычный для вечернего часа запах пыли, выхлопных газов, раскаленных за день стен и тротуаров; из тысячи ресторанов тянуло пищей, а из городских кварталов, раскинувшихся на холмах над Голливудом, доносился — если у вас нюх ищейки — тот особенный кошачий запах, каким пахнут эвкалипты в жаркую пору.

Я сидел и курил. Минут через десять в дверь постучали, вошел мальчик в форменной фуражке, я расписался, и он вручил мне небольшой квадратный сверток всего сантиметров шесть в ширину, а то и меньше. Я дал мальчику десять центов и слышал, как он насвистывает, возвращаясь к лифтам.

На ярлыке чернилами аккуратно выведены мое имя и адрес. Буквы печатные, крупные и тоньше типографского шрифта. Я срезал ярлык и развернул оберточную бумагу. Внутри дешевая, обклеенная бумагой картонная коробочка с резиновым штемпелем: «Сделано в Японии». Такие коробочки обычно покупают в японских лавках и держат в них какого-нибудь резного зверька или небольшой нефрит. Крышка прилегала плотно. Я снял ее и увидел папиросную бумагу и вату.

Под бумагой лежала золотая монета размером в полдоллара, новенькая и блестящая, как будто только что отчеканена.

На лицевой стороне изображен орел с распростертыми крыльями, гербом на груди и инициалами Э. Б., выбитыми на левом крыле. По кругу — облицовка, а между облицовкой и гладким литым обрезом надпись: E pluribus unum. Внизу дата — 1787.

Я перевернул монету на ладони. Она была тяжелая и холодная, и ладонь под ней вспотела. На оборотной стороне выбиты солнце, встающее или заходящее за остроконечной вершиной горы; двойной круг, напоминающий венок из дубовых листьев, и опять латинская надпись: Nova Eboraca, Columbia. Excelsior. Внизу, буквами поменьше, имя — БРЕШЕР.

Я держал в руке дублон Брешера.

Ни в коробке, ни в бумаге, ни на бумаге больше ничего не было. Надпись от руки на ярлыке ничего мне не говорила. С таким почерком я не знал никого.

Я взял пустой кисет, наполнил его до половины табаком, завернул монету в папиросную бумагу, перетянул сверток резинкой, положил его в кисет и сверху присыпал еще табака. Задернул на кисете молнию и опустил его в карман. Потом запер в шкаф оберточную бумагу, бечевку, коробку и ярлык, опять сел за стол и набрал номер Морнингстара. Дал восемь гудков, но никто не подходил. Этого я никак не ожидал. Положил трубку, стал искать по справочнику домашний телефон перекупщика и обнаружил, что ни в Лос-Анджелесе, ни в пригородах Морнингстар не числится.

Вынул из ящика кобуру на ремне, перекинул ее через плечо, вставил в нее автоматический кольт 32-го калибра, надел шляпу и пиджак, опять закрыл окна, убрал виски, выключил свет и только взялся за ручку двери, как зазвонил телефон.

Звонок как звонок, но мне почему-то он показался зловещим. Я замер на месте, напрягся, на губах застыло подобие улыбки. За закрытыми окнами мерцали неоновые огни. Воздух совершенно неподвижен. В коридоре тишина. А в темноте надрывается телефон.

Я вернулся к столу, облокотился на него и взял трубку. Раздался щелчок, потом треск, и все смолкло. Я нажал на рычаг и застыл в темноте, перегнувшись через стол, держа аппарат одной рукой и прижимая кнопку звонка другой. Сам не знаю, чего я ждал.

Телефон зазвонил опять. Я издал горлом какой-то странный звук и приложил трубку к уху, не говоря ни слова.

Так мы и молчали, нас разделяли, быть может, многие мили, каждый из нас дышал в трубку, прислушивался, но ничего не слышал, даже дыхания.

Затем — как мне показалось, очень нескоро — я услышал далекий, еле различимый, ровный, бесстрастный голос:

— Плохи твои дела, Марло.

Потом опять щелкнуло, затрещало, я положил трубку, повернулся и вышел.

Я поехал на запад, в сторону Сансета. Покрутился по улицам, даже не посмотрев, следит ли за мной кто-нибудь или нет. Потом остановился возле аптеки и вошел в телефонную будку, находившуюся внутри. Опустил пять центов и набрал номер справочной — узнать, как позвонить в Пасадену. Телефонистка сказала, сколько монет опустить.

— Дом миссис Мердок. — Голос в трубке сухой и недовольный.

— Говорит Филип Марло. Я хотел бы поговорить с миссис Мердок.

— Ждите.

— Мистер Марло? — На этот раз голос тихий, но очень ясный. — Миссис Мердок сейчас отдыхает. Может быть, скажете мне, в чем дело?

— Не надо было говорить ему.

— Говорить… кому?

— Этому полоумному, в чей платок вы рыдаете.

— Как вы смеете?

— Ладно, — сказал я. — А теперь позовите миссис Мердок. По делу.

— Хорошо, попробую. — Тихий, ясный голос пропал, и я приготовился долго ждать. Теперь ее придется усадить в постели, извлечь из огромной серой лапы бутылку портвейна, поднести к уху телефонную трубку. Неожиданно кто-то откашлялся. Как будто прогремел в туннеле товарный поезд.

— Миссис Мердок слушает.

— Миссис Мердок, вы могли бы опознать вещь, о которой шла речь сегодня утром? То есть отличить ее от других, точно таких же?

— Г-м, а разве другие такие есть?

— Должны быть. Десятки, сотни, насколько я понимаю. Десятки, во всяком случае. Разумеется, я не знаю, где они.

— Я неважно в этом разбираюсь. — Она кашлянула. — Боюсь, не смогла бы. Кроме того, в создавшейся ситуации…

— К этому я и веду, миссис Мердок. Если вы заинтересованы в возвращении предмета, то должны установить его подлинность. Чтобы не ошибиться.

— Да. Пожалуй. А что? Вы знаете, где он?

— Морнингстар уверяет, что видел его. Говорит, что ему предлагали его купить — как вы и подозревали. Но он покупать не стал. Утверждает, что продавала не женщина. Впрочем, это ни о чем не говорит, ведь Морнингстар мог просто выдумать внешность мужчины, которого он мне подробно описал, либо описать какого-нибудь вполне случайного знакомого. Так что могла быть и женщина.

— Понятно. Но теперь это не имеет значения.

— Не имеет значения?!

— Да. У вас еще есть ко мне вопросы?

— Всего один. Знаете ли вы молодого человека, блондина по имени Джордж Энсон Филлипс? Довольно крупный, в коричневом костюме и в темной шляпе с пестрой лентой. Так, по крайней мере, он был одет сегодня утром. Выдает себя за частного детектива.

— Нет. А почему я должна его знать?

— Понятия не имею, но каким-то образом он сюда замешан. По-моему, это он пытался продать товар. Морнингстар звонил ему после моего ухода. Я притаился и соседней комнате и подслушал.

— Что-что?