Право на поединок - Мария Семенова

Эврих смотрел то на одних, то на других… на мрачно насупившихся вождей… и видел, что они с Волкодавом больше ничего не могли сделать. Жертва, которую они предложили, думая отвести два племени от бессмысленной распри, осталась невостребованной и, похоже, успела забыться. И даже Мать Сигина, каждому посмотревшая в душу, не сумела погасить в этих душах чёрный огонь. Остановит ли материнский укор беспощадного воина, способного не сходя с места перечислить десять родственников, убитых или замученных теми, с кем его хотят помирить?…

Он сказал себе, что сейчас неминуемо начнётся резня, и вдруг увидел Йарру. Кондарский сирота как-то робко, бочком протиснулся мимо Элдага – вождь даже не остановил его, не поняв намерения приёмного сына, – и неожиданно пошёл через луг туда, где угрюмо, закрыв спинами свои семьи, стояли шанские воины. Золотистый отлив кожи делал его бледнолицым среди тёмно-медных соплеменников, но нынче Йарра был действительно бледен чуть не до зелени. Правда, чем дальше он уходил, тем больше расправлялись его плечи и уверенней становилась походка. Так идут за смертью или за славой, которой нипочём смерть. А у ноги юного горца вышагивал молодой утавегу – ещё не взрослый пёс, но уже не щенок, – верный спутник, обретённый позавчера, на священном пиру, связавшем их жизни. Время от времени Йарра касался ладонью белого щетинистого загривка, и пёс поднимал голову, готовый к послушанию и защите.

Теперь на них смотрели уже все. Эврих заметил – мальчишка шёл прямо к Раг, стоявшей за плечом мужа. И вот наконец приблизился. И остановился.

– Госпожа Раг!… – звонко прозвучал его голос. Итигулы знали множество способов оживить надорванные связки, и Йарра почти не хрипел. – Госпожа Раг, ты, верно, не позабыла, как в деревню, ныне исчезнувшую с лика гор, привели пленницу. И как Йарра, сын Йарана Ящерицы, называемый сегодня младшим сыном вождя, был среди тех, кто плясал кругом пленницы и смеялся, подбирая для неё казнь!…

Женщина ответила не сразу. Некоторое время она пристально, испытующе смотрела ему в глаза. Потом что-то шепнула насторожённо замершему мужу, и тот отодвинулся на шаг в сторону, пропуская её. Раг вышла вперёд, держа на руках спелёнутую дочь.

– Я помню, – негромко, глуховато проговорила она в ответ.

Йарра, побледнев ещё больше, церемонно расстегнул на себе пояс и стащил курточку, а потом и рубашку – ту самую, старенькую, сшитую матерью, – и остался обнажённым по пояс. Люди, хорошо знавшие обычаи итигулов, поняли, что было у него на уме. И действительно, Йарра вытянул из ножен охотничий нож (ибо кинжала у него, не пролившего вражеской крови, ещё не было) и бестрепетно прочертил по голой груди три глубокие поперечные полосы, немедля обросшие густой бахромой алых потёков. Йарра приложил к ним левую руку, хорошенько размазал… и протянул женщине окровавленную ладонь:

– Госпожа Раг!… Не моя заслуга в том, что ты осталась жива и дала рождение той, что толкалась у тебя во чреве, когда твои руки привязывали к цепям. Отцу Небо было угодно прислать тебе на помощь других людей, гораздо смелее и благородней меня. Госпожа Раг! Чтобы такого больше не случалось между нашими племенами…

Горло всё-таки подвело его – голос сорвался, но Йарра мотнул головой и упрямо докончил:

– Чтобы такого больше не случалось между нашими племенами, я прошу тебя, госпожа, позволь мне быть женихом и хранителем твоей маленькой дочери и любовно оберегать её, пока она не войдёт в возраст замужества и не станет мне женой перед Отцом Небо и пращурами, ликующими над вершиной священного Харан Киира!…

С его ладони обильно капала кровь. Чем глубже борозды на груди, тем, по мнению итигулов, искренней были намерения.

Довольно долго Раг не двигалась с места и не произносила ни слова. Потом медленно, очень медленно развернула пелёнки, выпростала крохотную ручонку, разжала стиснутый кулачок и приложила ладошку спящей дочери к протянутой навстречу руке Йарры, словно ставя печать.

С младенческого крика

До самого «прости»

Таинственную книгу

Слагаем по пути.

Теснятся чьи-то лица

За каждою строкой…

Мы чёркаем страницы

Бестрепетной рукой.

Мы веселы и правы,

Мы скачем напрямик…

Размашистые главы

Заносятся в дневник.

А если и помаркой

Испорчена строка -

Ни холодно ни жарко

Нам с этого пока.

Успеем возвратиться,

Попридержать коней…

Подумаешь, страница!

Их много в книге дней.

Что гоже, что негоже

И кто кому должник?

Когда-нибудь попозже

Исправим черновик…

…Но поздно, милый, поздно.

Не отыскать мостов.

И делается грозным

Шуршание листов.

Обиженные люди,

Забытые долги…

Поправлено не будет

В минувшем ни строки.

Кому мы, обещая,

Солгали без стыда,

Уходят не прощаясь,

Уходят навсегда.

Кого мы оттолкнули,

Кого мы подвели…

Корявых загогулин

Напрасно не скобли.

И наша повесть мчится

К финалу… А потом

Последняя страница

Покроет пухлый том.

И так же, запоздало

Стирая слёзы с глаз,

Как мы иных, бывало, -

Другие вспомнят нас.

– Всё же дело у них вряд ли скоро заладится, – рассуждал Эврих. – Так не бывает, чтобы после столетней грызни мирились в один день. Ты только подумай, ведь за каждым такой хвост крови, что представить-то страшно! На кого ни посмотри, каждый у кого-то либо отца убил, либо сына замучил… Разве такое прощают? А туда же, общую деревню строить собрались…

Ноги у арранта были длинные, а ослик под ним – малорослый, хотя и крепкий. Оттого сандалии Эвриха (которые он, спустившись с холодных гор, вновь торжественно надел вместо сапог и штанов) то и дело чиркали по слежавшейся пыли большака.

– Одна надежда, место там в самом деле особенное, – продолжал книгочей. – Я так полагаю, если бы не Мать Богов, они бы и нас с тобой, и друг дружку…

У него почему-то не поворачивался язык назвать Её тем именем, под которым они с Волкодавом знали Её в Нарлаке. Внезапно возникшая мысль заставила Эвриха воздеть руку в жесте красноречия и повернуться к Волкодаву, размеренно шагавшему рядом:

– Вот тебе, друг мой, и ещё вопрос, которым вотще задаются увенчанные истинной мудростью. Почему, скажите на милость, величайшие откровения и чудеса бывают явлены не в святилищах учёности и не тем, кто кладёт жизнь на их постижение? Почему Создавшие Нас предпочитают беседовать с дикими племенами, вряд ли способными осмыслить весть, им ниспосланную?…