Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс

Результаты мартовских выборов кардинально изменили отношения между двумя партиями. Устранив коммунистов из законодательной власти, нацисты больше не нуждались в националистах для формирования общего большинства, хотя они до сих пор немного не добирали до двух третей, необходимых для изменения конституции. Гитлер и Геринг стали с жестокой ясностью демонстрировать Гугенбергу, что теперь главными были они. Принятие акта о чрезвычайных полномочиях при поддержке националистов стало приятным событием для более консервативных членов партии из-за предшествующего формального открытия парламента в Потсдаме с его очевидной похожестью на бисмарковские традиции, которые они так стремились возродить. Но после того как акт о чрезвычайных полномочиях был принят, Гитлер не терял времени и сразу объявил, что не может быть и речи о восстановлении того, что он считал испорченным институтом монархии. Именно в этот момент нацисты наконец стали применять к националистам такие же меры давления, от которых другие партии страдали уже с середины февраля. 29 марта был проведен обыск в кабинете руководителя партийной фракции в рейхстаге Эрнста Оберфорена, а на следующий день был совершен налет на его дом. Найденные там документы, по заявлению нацистов, свидетельствовали о том, что Оберфорен был автором анонимных писем с угрозами Гугенбергу. Этого было достаточно, чтобы убедить лидера партии оставить свои намерения жаловаться. Оберфорен также выказывал подозрительно живой интерес к обстоятельствам пожара в рейхстаге, что позволяло предположить, что он разделял мнение коммунистов о том, что поджог был организован нацистами. Испуганный облавой на свой дом, Оберфорен немедленно оставил свой пост. Тем временем под давление начали попадать другие старшие националисты. Гюнтер Герекке, уполномоченный рейха по созданию рабочих мест, был обвинен в растрате средств. Глава Земельного союза рейха, организации, традиционно близкой националистам, был уволен за незаконные спекуляции на рынке зерна. Также стали поступать сообщения об увольнениях госслужащих, которые открыто признавали свое членство в националистической партии[875].

Националисты вступили в коалицию 30 января, ощущая себя старшими партнерами в альянсе с незрелым и неопытным политическим движением, которое они легко смогут поставить под контроль. Два месяца спустя все это изменилось. Среди выражаемых в частных беседах опасениях о разрушительных последствиях распространившейся нацистской революции они теперь беспомощно признавали невозможность заблокировать незаконные действия против своих собственных членов со стороны правительства, в котором они все еще формально состояли. В этой ситуации им показалось, что разумно будет приспособиться к новому постдемократическому порядку. Гугенберг добился реструктуризации партийной организации, которая сделала «принцип Вождя» основным на каждом уровне. После этого националисты изменили свое официальное название с Германской националистической народной партии на Германский националистический фронт, чтобы подчеркнуть свою убежденность в том, что политические партии были делом прошлого. Однако эти изменения только лишили Гугенберга последних признаков демократической легитимности и сделали его положение еще более шатким, чем раньше. Один за другим нацисты в Берлине и по всей стране на публике критиковали институты и организации, которые Гугенберг считал находящимися под его покровительством, среди тихих слухов о том, что он замедлял «национальную революцию».

Региональные органы нацистской партии теперь начали утверждать, что Гугенберг в качестве министра сельского хозяйства Пруссии больше не пользовался доверием крестьянства. Ходили слухи, что он был готов уйти со своих прусских постов. Ответом Гугенберга на эти попытки подорвать его положение стали угрозы покинуть правительство. Он полагал, что этим он сделает акт о чрезвычайных полномочиях недействительным, поскольку тот применялся только к «настоящему правительству». Однако специалист по конституционным вопросам Карл Шмидт, влиятельный сторонник нацистов, объявил, что «настоящим правительством» в акте называлась не конкретная группа министров на момент принятия этого акта, а «совершенно другой тип правительства», которое образовалось вместе с ликвидацией партийной политической системы. Таким образом, «настоящее правительство» и вместе с ним действительность акта о чрезвычайных полномочиях не затрагивались бы при уходе с поста какого-либо министра, а его природа определялась Вождем[876]. Угроза Гугенберга оказалась пустой — еще один пример тщетности законных обоснований перед лицом нацистского давления. Тем временем угроза нацистского насилия для его сторонников становилась все более очевидной. 7 мая Эрнст Оберфорен, уже выжитый со своего места нацистами, был найден мертвым. В окружавшей атмосфере безжалостного запугивания со стороны нацистов многие справедливо отказывались верить официальной версии о том, что он застрелился. Были сообщения об арестах местных чиновников-националистов и запрете некоторых националистических митингов. Националисты попали под усиливавшееся давление, направленное на роспуск их военизированных «бойцовских групп». К тому времени эти группы, состоявшие в основном из студентов и молодежных организаций, в результате «национального восстания» достигли численности в 100 000 человек и поэтому были достаточно сильны, чтобы вызывать у нацистов некоторое беспокойство.

30 мая 1933 г. некоторые лидеры националистов встретились с Гитлером, чтобы пожаловаться на растущее давление со стороны нацистов и отказаться от своей автономии. Они столкнулись с «истерическим приступом ярости»: нацистский лидер кричал, что разрешит своим «штурмовикам открыть огонь и устроить трехдневную бойню, пока не останется ничего», если националистические военизированные группы не прекратят свое существование. Этого было достаточно, чтобы поколебать и без того слабое желание националистов сопротивляться. Поэтому в середине июня Гитлер лично приказал распустить националистические студенческие и молодежные организации и конфисковать их активы. Лидеры националистов, связанные с этими группами, включая Герберта фон Бисмарка, который также был госсекретарем в прусской администрации, были арестованы и допрошены. Когда Бисмарку предъявили сомнительные доказательства того, что в его группу внедрились марксистские элементы, он признался, что не имел понятия о том, как плохо обстояли дела.

К этому времени лидеры националистов, такие как ультраправый католический историк Мартин Шпан, объявили, что не могут служить двум лидерам, и начали переходить на сторону нацистов. Ежедневные унижения, которые приходилось терпеть «вождю» националистов Гугенбергу в правительстве, получали все большую огласку. Когда на международной экономической конференции он публично потребовал возврата африканских колоний Германии, не посоветовавшись заранее с кабинетом, правительство так же публично отказалось от этого заявления, поставив его в неловкое положение перед лицом всего мирового сообщества. 23 июня его консервативные коллеги по кабинету не из нацистов, Папен, Нойрат, Шверин фон Крозиг и Шахт, присоединились к Гитлеру в осуждении его поведения. Запланированная речь Гугенберга перед политическим собранием националистов 26 июня была запрещена полицией. Выражая недовольство тем, что ему постоянно не дают выполнять его министерские обязанности и публично оскорбляют в нацистской прессе, он в тот же день демонстративно направил заявление о своей отставке Гинденбургу.