Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс

II

Эти жесткие меры затронули не только политических подозреваемых, лиц с отклонениями и маргиналов. Они коснулись всех частей немецкого общества. Весь процесс подпитывался массовым всплеском насилия со стороны штурмовиков, эсэсовцев и полиции в первой половине 1933 г. В прессе постоянно появлялись репортажи, где в приемлемой и скорректированной форме говорилось о жестоких избиениях, пытках и ритуальном унижении заключенных всех общественных положений и любых политических взглядов, кроме нацистов. Этот террор совсем не был направлен против конкретных широко непопулярных меньшинств, а был общим и затрагивал всех, кто осмеливался выражать несогласие на публике, любых лиц с отклонениями, бродяг и нонконформистов[894]. Масштабное запугивание населения стало необходимым условием процесса, запущенного по всей Германии в период с февраля по июль 1933 г., — процесса, который нацисты называли координацией или, если использовать более емкое немецкое слово, Gleichschaltung — понятие из области электричества, означающее ситуацию, когда все переключатели размещаются в одной цепи, чтобы их можно было активировать с помощью одного главного переключателя в центре. Затронуты были практически все стороны политической, общественной и организационной жизни, на всех уровнях — от государства до деревни.

Захват нацистами федеративных земель стал ключевым элементом этого процесса. Такой же важной была координация в государственной службе, проведение которой с февраля 1933 г. создало такое мощное давление на центристскую партию, что та не смогла ему противостоять. В течение пары недель после вступления Гитлера в должность в ряде министерств были назначены новые статс-секретари (высший пост на государственной службе), включая Ганса Генриха Ламмерса в Имперской канцелярии. В Пруссии, продолжив предыдущую чистку, проведенную Папеном после июля 1932 г., к середине февраля Герман Геринг заменил двенадцать начальников полиции. Начиная с марта насилие штурмовиков быстро заставило политически неугодных городских чиновников и мэров городов покинуть свои должности — 500 старших муниципальных служащих и семьдесят лорд-мэров к концу мая. Законы, устранявшие автономию федеральных земель и учреждавшие для управления каждой из них рейхскомиссара, назначаемого из Берлина (за исключением одного все они были региональными лидерами нацистов), означали, что после первой недели апреля практически не оставалось препятствий для координации, другими словами, для нацификации государственной службы на всех уровнях. В то время, когда смещались правительства земель, местные нацисты с помощью отрядов вооруженных штурмовиков и эсэсовцев занимали здания городских советов, заставляли собрания и мэров уходить со своих постов и заменяли их своими назначенцами. Так же поступали с отделами медицинского страхования, центрами занятости, сельскими советами, больницами, судами и остальными государственными и общественными организациями. Чиновников заставляли уходить со своих постов или вступать в нацистскую партию. Если они отказывались, их избивали и бросали в тюрьму[895].

Эта волна чисток получила законное обоснование после обнародования 7 апреля одного из центральных декретов нового режима, так называемого Закона о восстановлении профессиональной государственной службы. Его название было обращено к корпоративному духу консервативных госслужащих и содержало далеко не только подразумеваемую критику попыток веймарских правительств (особенно в Пруссии) привлечь на ведущие государственные посты сторонников демократии со стороны. Главной целью нового декрета была попытка упорядочить и централизовать действия региональных штурмовиков и местных партийных функционеров, которые силой лишали госслужащих и чиновников занимаемых должностей. Закон предусматривал увольнение непрофессиональных служащих, назначенных после 9 ноября 1918 г., госслужащих-«неарийцев». Согласно определению от 11 апреля такими считались граждане, у которых дедушка или бабушка (или оба) были «неарийцами», другими словами, евреями, а по определению от 30 июня к таким относились любые служащие, состоявшие в браке с неарийским супругом. Кроме того, увольнению подлежали любые лица, чья предыдущая политическая деятельность не гарантировала их надежности или действий в интересах националистического государства, как это формулировалось в законе. Исключение составляли только те, кто участвовал в войне 1914–18 гг.[896]

Обосновывая закон, 25 апреля Герман Геринг критиковал «временщиков» на государственной службе.

Многие госслужащие действительно лезли из кожи вон, чтобы сохранить свою работу, вступая в ряды нацистской партии, присоединяясь к армии тех, кто быстро получил насмешливое прозвище «мартовских пораженцев» по названию демократов, которые погибли в мартовских столкновениях революции 1848 г. Между 30 января и 1 мая 1933 г. 1,6 млн человек стали членами нацистской партии, что намного превышало численность партии до этого, — безумный наплыв, который наряду с некоторыми другими вещами отчетливо демонстрировал степень оппортунизма и паники, которые охватили население Германии. До 80 % членов партии в католических областях вроде Кобленца-Трира и Кельна-Ахена к лету 1933 г. вступили в партию всего лишь в течение предыдущих нескольких месяцев. Действительно, Гитлера также беспокоило, что такой массовый наплыв менял характер самой партии, делая ее более буржуазной. Однако по крайней мере в краткосрочной перспективе это означало лояльность подавляющего большинства госслужащих новому режиму[898]. На самом деле по данному закону было уволено примерно 12,5 % старших чиновников в Пруссии и примерно 4,5 % в остальных областях. Другие положения закона позволяли понижать чиновников в должности или принудительно отправлять на пенсию в интересах упрощения управленческого аппарата — и число людей, попавших под такое сокращение, было примерно тем же. Всего закон затронул от 1 до 2 % всех профессиональных госслужащих. Увольнения и понижения в должности имели побочный и планируемый эффект сокращения государственных расходов, а также установления расового и политического конформизма.