Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни - Джим Батчер

ощущение покоя. Полагаю, им нравится обманывать самих себя.

– Вас послушать, так вам их жалко, – сердито пробормотал я.

– Мне жаль, когда они испытывают боль, но еще жальче, когда они причиняют боль другим. Ваш брат может служить наглядной тому иллюстрацией.

– Что эта тварь сделала с Томасом? Это сильно отличается от того, что сделал со мной тот Падший?

– В отличие от вас, он в результате этого вмешательства не погиб, – ответил Уриил. – Он до сих пор способен делать выбор. – Голос его зазвучал мягче. – В том, что сделал с ним нааглоши, нет вашей вины.

– Сам знаю, – заявил я без особого энтузиазма.

Отворилась дверь, и в комнату вошла молодая женщина лет двадцати пяти. Она была прекрасна. Лицо и фигура так и притягивали к себе внимание, и вся она буквально сияла жизненной силой и здоровьем. Волосы ее напоминали белый шелк. Одета она была в простое платье и длинное пальто; едва войдя, она скинула сапоги.

Не отходя от двери, Жюстина внимательно посмотрела на Томаса.

– Ты ел что-нибудь сегодня? – спросила она.

Томас переключил телевизор на другой канал и прибавил громкость.

Жюстина сжала губы и твердым, целеустремленным шагом направилась в спальню.

Спустя полминуты она вернулась, цокая высокими каблуками. Теперь на ней было только красное кружевное белье, оставлявшее достаточно простора воображению. Она словно сошла с обложки каталога «Секрет Виктории» и двигалась с чувственностью, способной пробудить желание даже у покойника. Лично я вполне мог бы служить этому подтверждением.

Но я понимал, что мой брат не может до нее дотронуться. Прикосновение любви по-настоящему любящего и любимого человека – истинное проклятие для вампира Белой Коллегии, примерно такое же, как святая вода для киношных вампиров. Томас с Жюстиной едва не погибли, спасая друг друга, и с тех пор каждое прикосновение к ней стоило моему брату ожогов второй степени.

– Если ты не поешь, ты потеряешь контроль над своим Голодом, – сообщила она.

Томас молча отвернулся и снова переключил канал.

Она подняла ногу – длинную, безумно красивую ногу – и кончиком пальца выдернула провод телевизора из розетки. Он выключился, и в квартире стало очень тихо.

– Думаешь, ты обидишь мои чувства, если заведешь любовницу? Я же благословила тебя на это. Ты поступаешь глупо. И в данный момент, боюсь, ты не отдаешь себе ясного отчета в последствиях того, что делаешь.

– Мне не нужно, чтобы ты советовала мне, как справиться с Голодом, – негромко произнес Томас. Он поднял на нее взгляд, и, хотя в голосе его звучала злость, он смотрел на нее с неприкрытой, болезненной жадностью. – Зачем ты так мучаешь меня?

– Потому что я устала наблюдать, как ты мучаешь себя с тех пор, как погиб Гарри, – тихо ответила она. – Ты не виноват в его смерти. И мне слишком больно смотреть на это изо дня в день.

– Он был на моем катере, – сказал Томас. – Будь он где-нибудь еще…

– Он погиб бы в каком-нибудь другом месте, – решительно перебила Жюстина. – Он успел нажить врагов, Томас. И он знал это. И ты знал.

– Мне надо было остаться с ним, – настаивал Томас. – Возможно, я мог бы что-нибудь придумать. Что-нибудь заметить.

– А мог бы не заметить, – возразила Жюстина, тряхнув головой. – Нет. Пора, милый мой, прекратить терзаться виной так, как это делаешь ты. – Губы ее чуть изогнулись. – Это слишком… в стиле эмо, вот как. И мне кажется, с нас этого хватит.

Томас непонимающе моргнул.

Жюстина подошла к нему вплотную. Клянусь, одной ее походки хватало, чтобы даже святой пустил слюни. Сам Уриил, похоже, наблюдал за этим с удовольствием. Все с той же медленной, ленивой чувственностью она наклонилась – тоже зрелище весьма впечатляющее – и забрала у Томаса бутылку. Потом выпрямилась, пересекла гостиную и поставила виски на полку.

– Любовь моя. Я собираюсь положить конец этой твоей голодовке. Здесь. Сейчас.

Глаза у Томаса становились все бледнее, но он нахмурился:

– Милая… ты же знаешь, я не могу…

Жюстина выразительно выгнула бровь:

– Не можешь? Что именно?

Он раздраженно оскалился:

– Касаться тебя. Иметь тебя. Да просто быть с тем, кто меня любит, – это жжет меня… хотя это ведь я одарил тебя этим.

– Томас, – вздохнула Жюстина, – милый ты мой человек. Пойми, это ведь можно обойти. И довольно просто, прямолинейно, милый мой.

В двери щелкнул ключ, и в гостиную вошла еще одна молодая женщина. Темнокожая, с необычным красноватым оттенком прямых черных волос. Взгляд ее темно-карих глаз прямо-таки обжигал тропическим зноем. Одежду ее составляли черное пальто-тренч и черные туфли на шпильках, – правда, когда она скинула пальто на пол, оказалось, что этим ее гардероб и ограничивался.

– Это Мара, – представила ее Жюстина, и девушка подошла и обнялась с ней.

Жюстина почти по-сестрински поцеловала ее в губы, а потом с сияющими глазами повернулась к Томасу:

– А теперь, милый мой, я собираюсь овладеть ею. Возможно, без лишней глубокой привязанности, но со всей подобающей страстью и желанием. А потом ты сможешь взять меня. И возьмешь. И все станет гораздо лучше.

Глаза моего брата засветились ярким серебром.

– Повторять, – пленительно шепнула Жюстина, и щеки ее чуть порозовели, – по мере необходимости.

Я почувствовал, что краснею сам, и деликатно кашлянул. Потом повернулся к Уриилу:

– С учетом обстоятельств…

Архангел явно забавлялся, глядя на мое смущение:

– Да?

Я покосился на девиц – те как раз снова целовались – и вздохнул:

– Да. Хм… Мне кажется, с моим братом все будет в порядке.

– Значит, вы готовы? – спросил Уриил.

Я посмотрел на него и только улыбнулся.

– Я задавался вопросом, когда мы до этого дойдем, – заметил он и снова протянул мне руку.

На этот раз мы очутились во дворе чикагского дома. Перед ним росли два старых раскидистых дуба. Дом был белый, в колониальном стиле, с белым штакетником, отделявшим двор от уличного тротуара. В доме росли дети, свидетельством чему могли служить несколько снеговиков, медленно погибавших в теплых предзакатных лучах солнца.

Перед домом стояли несколько безмолвных фигур – мужчин в темной одежде и длинных плащах. Один дежурил у крыльца. Еще четверо охраняли дом по углам, находясь на крыше, причем выглядели невозмутимо для тех, кто стоит на обледеневшем скате кровли в нескольких дюймах от края, а ведь падение оттуда грозило бы завершиться летально. Еще двое стояли по углам участка со стороны улицы, а пара шагов в сторону позволили мне разглядеть как минимум одного на заднем дворе.

– И здесь ангелы-хранители, – пробормотал я.

– Майкл Карпентер более чем заслужил такую охрану, – отозвался Уриил неожиданно мягким голосом. – Как и его