Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле

Невозможно передать, сколь пришелся по душе всей компании рассказ Паолы; но настала очередь говорить Чометелле, и она, по знаку князя, начала так: Правду сказал один мудрый человек: не все говори, что знаешь, и не все делай, что можешь, ибо и то и другое приносит неведомые опасности и непредвиденные падения. Так случилось — и вы это услышите — с одной черной рабой (не в обиду будь сказано госпоже княгине), которая, стремясь причинить зло одной бедной девушке, настолько худо сама о себе рассудила, что сделалась судьей собственного злодейства, сама произнеся приговор о каре, которой заслуживала.

Был у короля Торре Лонга[617] единственный сын, которого он берег как зеницу ока, ибо видел в нем основание всех своих надежд, и безмерно желал найти ему хорошую невесту, чтобы скорее стать дедушкой. Но принц был таким вялым и нелюдимым, что, когда ему говорили о женитьбе, мотал головой, готовый хоть за сто миль убежать.

И бедный отец, видя, что сын делает кислую мину и упрямится и что королевскому роду грозит пресечение, ходил в непрестанной тревоге, будто с комком в горле, надув губы, как проститутка, упустившая клиента, как торговец, у которого разорилась лавка, как крестьянин, у которого пал осел. Ибо принца не преклоняли слезы батюшки, не смягчали мольбы вассалов, не трогали советы уважаемых людей, показывавших ему радость отцовства, нужду подданных и его собственный интерес в том, чтобы не пресеклась линия королевской крови; но с упрямством Кареллы[618], с тупостью старой мулицы, будто имея кожу в четыре пальца толщиной, он упирался ногами, затыкал уши и сердце, так что в королевстве впору было бить тревогу.

Но нередко в течение часа случается больше, чем за сто лет, и ты не можешь никогда с уверенностью сказать: «По этой дороге я никогда не пойду». И однажды, когда все королевское семейство обедало за столом, принц, отрезая себе половину рикотты[619] и засмотревшись на ворон в окне, злосчастным образом порезал палец. Две капли его крови упали на рикотту, от чего получилось весьма красивое и приятное смешение цветов. Что это было — наказание от Амура, давно подстерегавшего принца, или небесное утешение отцу, которого меньше мучила грыжа, чем собственный сын, бивший копытами, подобно необъезженному коню? Итак, у принца внезапно возгорелся каприз найти себе женщину — да такую, как кровь с молоком, чтобы она поистине была цветом лица, как эта рикотта, окрашенная его кровью.

И он сказал отцу: «Государь мой, если не найду я красавицу с таким цветом кожи, я погиб! До сих пор ни одна женщина не взволновала во мне кровь; а теперь я желаю женщину, подобную моей крови! Поэтому распорядитесь, если желаете видеть меня живым и здоровым, предоставить мне средства, чтобы я мог путешествовать по миру, пока не найду ту, что будет равной по красоте этой рикотте; а если нет — я прекращаю жизненное плавание и иду ко дну!»

Когда король услышал об этом диком решении, у него точно дом обрушился в голове; весь похолодев, он менял один цвет на другой; когда же смог прийти в себя и открыть рот, сказал: «Сынок, утроба моей души, око моего сердца, опора моей старости, что это тебе так голову вскружило? Ты вышел из ума? Ты потерял мозги? Или туз, или шестерка, третьего не дано? Сколько я тебя ни уговаривал, ты не хотел жениться и был готов лишить меня наследников, а теперь тебе пришло желание выпроводить меня из этого мира? Куда, куда ты хочешь идти, чтобы разрушить свою жизнь и забросить свой дом? Забросить твой уютный уголочек, твой теплый очажочек, насиженный ночной горшочек? Ты ведь не знаешь, сколько трудностей и опасностей подстерегает путешественника. Брось свои капризы, сынок, сядь и послушай меня! Не делай, пожалуйста, ничего, чтобы прекратить эту жизнь, обрушить этот дом, ввергнуть в бедствие это государство!»

Но и эти, и другие слова, входя принцу в одно ухо, вытекали из другого, будто ручей, впадающий в море: и бедный король, видя сына оглохшим, как ворона с колокольни, дал ему изрядную сумму эскудо, двух или трех слуг и отпустил на вольную волю. Чувствуя, как душа разделяется с телом, плача, как срезанная виноградная лоза, он провожал сына глазами, пока тот не скрылся из виду.

Итак, принц уехал, оставив отца в скорби и горечи, и начал свое странствие через поля и леса, через горы и долины, через равнины и холмы. Он видел многие страны, встречал людей из разных народов и, глядя во все глаза, высматривал предмет своего желания. И через четыре месяца во Франции выехал к морскому берегу, где оставил своих слуг в лечебнице со сбитыми в кровь ногами, а сам сел на генуэзский корабль и поплыл к Гибралтарскому проливу, где пересел на более крупное судно и направился в Испанские Индии. Странствуя из королевства в королевство, из провинции в провинцию, из округи в округу, из улицы в улицу, из дома в дом, из дыры в дыру, он разыскивал повсюду оригинал прекрасного образа, который написал в собственном сердце.

И так он трудился голенями и пятками, пока наконец не прибыл на остров Орков, где, бросив якорь и сойдя на берег, встретил старуху — годами старую-престарую, телом худую-прехудую, а лицом страшную-престрашную. Ей рассказал он о том, что повлекло его в дальние земли, и старуха была поражена, услышав о капризе принца, о химере, которую он себе измыслил, и о трудах и опасностях, на какие отважился, чтобы угодить своей прихоти. И сказала ему: «Сынок, скройся куда угодно, ибо если тебя увидят три моих сына, которые приучены питаться человечиной, я твою жизнь не оценю и в три кавалло. И тогда тебе, наполовину живому, наполовину поджаренному, сковородка будет катафалком, а их утробы — могилой! Но убегай отсюда заячьими прыжками. И знай, что недалеко от этих мест найдешь свою удачу».

Услышав эти слова, принц чуть не умер от страха, похолодел, побледнел, пришел в смятение, зажал дорогу между коленок и, даже не сказав «разрешите откланяться», принялся рвать подметки, пока не прибежал в другое селение, где встретилась ему на пути другая старуха, еще страшнее первой. И та, выслушав всю его историю до последней капли рома[620], сказала ему: «Дуй отсюда что есть сил, если не хочешь попасть на закуску к моим сынкам-оркам, дуй без оглядки, а то уже темнеет! И знай, что вскоре найдешь свою удачу».

Тут бедный принц снова засверкал пятками, будто у него были привешены бубенцы к хвосту, и после долгого бега увидал еще одну старуху, сидевшую на колесе с корзинкой на плече, из которой она доставала сладкие пирожные и конфеты и давала их есть ослам, а те, объевшись сладостей, скакали вдоль берега реки, разгоняя и топча копытами неких бедных лебедей[621].