Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

Мэтью стоял на коленях, прижимая окровавленный свитер к ране над сердцем. Жюльет с криком простерла руки, чтобы втянуть его в свой огненный ад.

Ветер по мановению моей руки отбросил ее на несколько футов в сторону. Она упала навзничь, охваченная огнем.

Меня тянуло к Мэтью, но я продолжала смотреть, как сопротивляется пламени вампирское тело. Волосы сгорели, кожа обуглилась, но Жюльет все не умирала и не переставала выкликать имя Мэтью.

Я держала невидимые лук и стрелу наготове. Когда Жюльет удалось подняться, я выстрелила еще раз. Заряд ударил ей в грудь и прошел насквозь, спалив ребра и легкие. Ее лицо искривилось в гримасе ужаса: она знала, что спасения больше нет.

Я бросилась к Мэтью, лежащему на спине с согнутыми коленями. Из раны на груди била пурпурная кровь, из шеи сочилась темная.

— Скажи, что мне делать! — Я попыталась остановить кровь на горле. Его пальцы все еще зажимали грудь, но сила уходила из них с каждым мгновением.

— Обними меня, — прошептал он.

Я села, прислонилась к дубу, прижала Мэтью к себе.

— Холодно как, — пробормотал он удивленно. — Надо же.

— Не уходи от меня. Не смей. Я тебе не позволю.

— Делать нечего. Это смерть. — Голос Мэтью поднимался и падал — с такими интонациями говорили тысячу лет назад.

— Нет. — Я подавила слезы. — Борись, Мэтью.

— Я сделал что мог. Ты спасена. Маркус увезет тебя еще до того, как Конгрегация все узнает.

— Без тебя я никуда не поеду.

— Ты должна. — Он повернулся, чтобы видеть мое лицо.

— Я не могу потерять тебя, Мэтью. Пожалуйста, дождись Маркуса. — Цепь внутри меня раскачивалась, звенья слабели одно за другим. В ответ я еще крепче обняла Мэтью.

— Тише. — Он приложил окровавленный палец к моим губам, и они онемели от лютого холода. — Маркус и Болдуин знают, что делать. Они доставят тебя к Изабо. Без меня у Конгрегации отпадет повод тебя преследовать. Нравится им это или нет, ты теперь де Клермон и находишься под защитой семьи и Рыцарей Лазаря.

— Останься со мной. — Я прижалась ртом к его рту, пытаясь вдохнуть в него жизнь. Он еще дышал — еле-еле, — но веки уже сомкнулись.

— Всю свою жизнь я искал тебя, — прошептал он с сильным французским акцентом. — И нашел, и обнял, и услышал, как бьется твое сердце рядом с моим. Печально было бы умереть, так и не узнав, что такое истинная любовь. — Легкая дрожь прошла по всему его телу и стихла.

— Мэтью! — закричала я. — Маркус! — Мои крики летели в лесную тьму, душа взывала к богине. Мне казалось, что Мэтью умер, но тут наконец пришел его сын.

— Господи Боже, — выдохнул он, глядя на обгорелую Жюльет и залитого кровью отца.

— Кровь не останавливается, — сказала я. — Откуда она вытекает?

— Чтобы узнать, мне надо его осмотреть.

Я судорожно стиснула мужа в объятиях… Ветер поднимался вокруг меня, холодя лоб.

— Я не прошу тебя отойти, — сказал Маркус, инстинктивно поняв, в чем дело, — просто дай мне взглянуть.

Присев рядом, он осторожно разорвал черный свитер Мэтью. Вязка поддалась с ужасающим треском. Рана на груди зияла, простираясь от яремной вены до сердца.

— Вена рассечена чуть не надвое, аорта задета. Даже кровь Мэтью струится недостаточно быстро, чтобы залечить обе раны. — Маркус мог бы не говорить этого: Жюльет нанесла Мэтью смертельный удар.

Прибежали запыхавшиеся тетушки. Мириам, шедшая следом, посмотрела на Мэтью и тут же умчалась назад.

— Это моя вина, — прорыдала я, качая Мэтью, как маленького. — Медлила с выстрелом, не решалась ее убить. Не замешкайся я, она бы не ранила его в сердце.

— Ты не виновата, детка, — горячо зашептала Сара. — Ты сделала что могла. Простись с ним.

Я застонала, волосы поднялись дыбом. В лесу стало тихо.

— Отойди от нее, Маркус! — крикнула Сара. Он отскочил — как раз вовремя.

Той, кем я стала, не было дела до других, до их жалких попыток оказать помощь. Мое промедление оказалось роковым, но теперь я не медлила. Ведьме, убившей Жюльет, требовалось только одно: нож. Сара всегда носила при себе целых два — тупой с черной ручкой и острый с белой. Острый нож по моему зову выскочил у нее из-за пояса и полетел ко мне острием вперед. Сара вскинула руку, чтобы его удержать, но я воздвигла между ней и собой стену огня и мрака. Нож без труда пронизал преграду и замер у моего колена. Я ухватилась за рукоять. Голова Мэтью, на миг лишившись моей поддержки, бессильно поникла.

Я припала долгим поцелуем к его губам. Серый, бесконечно усталый Мэтью открыл глаза.

— Не тревожься, любовь моя, я сейчас все исправлю. — Я занесла нож.

Передо мной, преодолев огненную стену, возникли две женщины. Одна, молодая, была одета в просторную тунику, обута в сандалии. Колчан со стрелами висел у нее за плечами, ремень запутался в темных густых волосах. Другая была старушка из нашей гостиной, в пышной юбке и вышитом корсаже.

— Помогите, — взмолилась я.

Поможем, но не даром, сказала молодая охотница.

— Я готова платить.

Не спеши давать богине обещания, дочка, укорила старая женщина. Тебе придется сдержать их.

— Бери что хочешь. Кого хочешь. Только его мне оставь.

Охотница подумала и кивнула. Он твой.

Извернувшись так, чтобы Мэтью не видел, я полоснула ножом по сгибу левого локтя, прямо через рукав. Кровь проступила и потекла струйкой. Бросив нож, я поднесла порез ко рту Мэтью.

— Пей. — Его веки снова затрепетали, ноздри раздулись. Почуяв запах моей крови, он хотел отклониться, но что он мог против моих рук, сильных, как ветки дуба у меня за спиной? Я придвинула кровоточащий локоть еще ближе к его губам. — Пей.

Мощь дерева и земли струилась сквозь меня вместе с кровью — нежданный дар. Я благодарно улыбнулась охотнице и старушке. У богини три ипостаси: дева, мать, старица. Олицетворяя во мне свое материнское начало, она питала Мэтью моей кровью, исцеляла его.

Инстинкт выживания наконец взял свое. Мэтью провел языком по ране, расширил ее, стал пить. На один краткий миг меня обуял ужас.

Его мертвенная бледность понемногу сменялась более живой белизной, но одной венозной крови было мало для исцеления. Надеясь, что он забудется и сам сделает очередной шаг, я на всякий случай снова нашарила нож.

Взглянув в последний раз на охотницу с ведьмой, я отдала все свое внимание мужу. Дерево, к которому я прислонялась спиной, послало через меня новый заряд жизненной силы.

Мэтью пил, а я его целовала. Запах моих волос, упавших ему на лицо, смешивался с запахом крови, его и моей. Он навел на меня отстраненный бледно-зеленый взгляд, будто не узнавая. Поцелуи отдавали моей собственной кровью.