Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

Быстро и плавно — я не могла бы остановить его, даже если бы захотела, — он схватил меня за волосы на затылке, запрокинул голову, приник к горлу и выговорил удовлетворенно:

— Диана.

Вот как это происходит, думала я. Вот откуда берутся предания о вампирах.

Моя кровь придала ему сил и вызвала охоту отведать еще. Легкое чувственное прикосновение его рта к моей шее неожиданно возбудило меня, кожа онемела от капельки крови из его прикушенной нижней губы. Окрепшими вновь руками он сильно сжимал мою голову.

Только не ошибись, молила я про себя.

Миг спустя, после двух легких уколов, я испытала незнакомое ранее ощущение: Мэтью начал пить вожделенную артериальную кровь.

Сара отвернулась, не в силах на это смотреть. Эм без всяких опасений плакала на плече Маркуса.

Я вжимала Мэтью в себя, побуждая его пить еще и еще. Наслаждение, которое он испытывал, не вызывало сомнений — теперь я знала, как он жаждал меня и как стойко сопротивлялся.

Он вошел в ритм — моя кровь вливалась в него волна за волной.

Мэтью, послушай меня. Благодаря Герберту я узнала, что могу общаться с ним через кровь — меня беспокоило лишь то, что мои послания окажутся недостаточно внятными и будут сразу поглощены.

Он вздрогнул и снова присосался к моему горлу.

Я люблю тебя.

Он вздрогнул опять.

Это мой дар. Я в тебе, я даю тебе жизнь.

Он тряхнул головой, словно отгоняя докучливую мошку.

Я в тебе, я даю тебе жизнь. Мне становилось трудно формулировать мысли, трудно смотреть сквозь огонь. «Не волнуйтесь», — внушала я Саре и Эм. Маркуса мои останавливающиеся глаза не нашли.

Я в тебе, я даю тебе жизнь.

Медленно пульсирующее сердце готовилось к смерти.

Я не знала, что умирать так легко.

Глубокий покой.

Чувство разлуки и сожаления.

И ничего больше.

Два мира с грохотом столкнулись внутри меня.

Что-то кольнуло правую руку. Запахло резиной и пластиком. Мэтью и Маркус спорили. Я лежала на холодной земле, запах гниющих листьев перебивал все прочие. Глаза были открыты, но их застилала тьма. Сделав усилие, я разглядела вверху голые ветки дерева.

— Попробуй левую руку, она уже взрезана, — говорил Мэтью.

— Нет. Ее ткани насыщены твоей слюной и больше ничего не впитают. Из-за низкого давления мне трудно найти вену на правой, но я найду, — отвечал Маркус с противоестественным спокойствием врача «скорой помощи», видящего смерть каждый день.

На лицо легли две макаронины, холодные пальцы потрогали нос. Я хотела стряхнуть их, но мне не дали.

— Тахикардия, — сказал голос Мириам. — Я введу успокаивающее.

— Никаких седативов! — рявкнул Мэтью. — У нее будет кома.

— Тогда успокой ее сам. — Пальчики Мириам с неожиданной силой придавили мне шею. — Не могу же я оперировать и одновременно держать ее.

Вверху ничего не происходило, а чтобы рассмотреть то, что творилось внизу, мне приходилось с неимоверным трудом ворочать глазами.

— Сделайте что-нибудь, Сара! — умолял Мэтью.

Надо мной появилось ее лицо.

— Колдовство вампирских укусов не лечит. Будь это возможно, мы бы не боялись таких, как ты.

Я начала уплывать в неведомый край, но Эм взяла меня за руку и удержала в собственном теле.

— Значит, выбора нет, — с отчаянием сказал Мэтью. — Я приступаю.

— Нет, Мэтью, ты еще не окреп, — воспротивилась Мириам. — Позволь мне, я сотни раз это делала. — Раздался скрежет — после нападения Жюльет на Мэтью я знала, что такой звук производит вскрытая вампирская плоть.

— Меня обращают в вампира? — спросила я.

— Нет, mon coeur, нет. Ты потеряла — отдала мне — почти всю свою кровь. Маркус переливает тебе человеческую, а Мириам занимается твоей шеей.

Это было для меня слишком сложно: мозги пересохли за компанию с глоткой и языком.

— Я пить хочу.

— Ты жаждешь вампирской крови, но не получишь ее. — Мэтью больно прижал мои плечи к земле, Маркус свел челюсти вместе, не давая мне открыть рот. — Ну же, Мириам.

— Не суетись, Мэтью. Я проделывала это с теплокровными задолго до твоего возрождения.

Мне разрезали горло, запахло кровью. Вслед за этим началась боль, жгучая и леденящая одновременно. Жар и холод проникали глубоко внутрь, опаляя мышцы и кости.

Из моего зажатого рта вырывалось приглушенное, испуганное мычание.

— Артерии не видно, надо очистить рану. — Мириам сделала громкий глоток. Шея на миг онемела, но боль тут же возобновилась.

Вслед за адреналином нахлынула паника. Серые стены Ла Пьера стояли вокруг, и Сату могла истязать меня как ей вздумается.

Пальцы Мэтью, впившись в плечи, вернули меня в бишоповский лес.

— Рассказывай ей, что делаешь, Мириам. Ей страшно из-за того, что она ничего не видит — это у нее после той финской ведьмы.

— Это всего лишь кровь из моего запястья, Диана — она капает в твою рану. Тебе больно, я знаю, но вампирская кровь запечатает твою артерию лучше любого хирурга. Можешь быть спокойна: от наружного применения ты вампиром не станешь.

Теперь я хорошо представляла, что происходит с моим разорванным горлом: каждая капля мгновенно заживляла ту частицу ткани, на которую падала. Вампир, делающий такую операцию, должен был превосходно владеть собой. Вскоре жгучая капель прекратилась, и Мириам с легким облегчением сказала:

— Готово, остается наложить швы. — Игла в ее пальцах принялась протыкать и стягивать кожу на горле. — Не хочется оставлять шрам, но Мэтью в беспамятстве сильно тебя попортил.

— Теперь домой, — сказал Мэтью. Меня несли вдвоем: он держал плечи и голову, Маркус ноги, Мириам с докторским саквояжем шла рядом. У опушки нас ждал «рейнджровер» с распахнутыми дверцами грузового отсека. Мэтью, которого сменила Мириам, залез внутрь.

— Мириам, — прошептала я. Она наклонилась. — Если что-то пойдет не так… — Я надеялась, что она поймет все без лишних слов. Хорошо бы, конечно, остаться ведьмой, но стать вампиром лучше, чем умереть.

Она внимательно посмотрела мне в глаза и кивнула.

— Постарайся все же не помирать. Он убьет меня, если я выполню твою просьбу.

Мэтью, когда меня загрузили в машину, болтал всю дорогу и целовал меня, когда я начинала засыпать — а спать мне хотелось ужасно.

Сара и Эм, собрав подушки со всего дома, устроили мне постель у камина в гостиной. По щелчку пальцев Сары загорелся огонь, но меня все еще колотило.