Дата Туташхиа - Маечабук Ираклиевич Амирэджиби

казаки. Захлопали двери. Толкнулись и в мою дверь. Грохнул опрокинутый стул.

Я вскочила с постели и босиком, в одной ночной сорочке выскочила в соседнюю комнату, подняла в лампе фитиль и бросилась к двери. В нее уже влезла рыжая рожа, настороженно вращая глазами.

— Ты чего, мерзавец, подглядываешь? — завопила я и захлопнула дверь.

Дверь ударила казака по физиономии. Он громко выругался и со всей силой налег на нее с той стороны. Одолеть меня ему ничего не стоило, и все же дверь приоткрылась лишь настолько, чтобы могла пролезть этакая здоровенная скотина, да еще обвешанная оружием.

— Вон отсюда, свинья, насильник… Помогите!.. — закричала я и впилась ему ногтями в лицо.

— Пусти, окаянная! — вопил казак, тщетно пытаясь от меня отбиться.

Он был так исцарапан, что на толстых щеках выступила кровь. Едва я захлопнула дверь перед его носом, как зарокотал чей-то бас:

— Что здесь происходит, Пептюк?

— Да баба, ваше благородие… впилась… исцарапала всего.

Я распахнула дверь и выглянула в озаренный факельным светом коридор.

— Я тебе, негодяй, не баба, а княжна! Я взываю к вашей чести, господин есаул!.. Ваш долг офицера и благородного человека защитить даму!

— Да, но… ваша светлость!.. Вы должны… я вынужден просить вас… позволить нам осмотреть ваши покои!..

— Господин есаул! Я в таком виде… Я подам жалобу его превосходительству губернатору… Ваша обязанность оказать мне покровительство… Я беззащитна!

— В доме бандиты, ваша светлость! — попытался прервать меня есаул.

— Что? Как! А-а-а! — Не помню, чтобы в своей жизни я кричала так истошно. — Бандиты! — От моего крика дрожали стены. Я бросилась в комнаты, заметалась, как одержимая, заглядывала под стол, под тахту, под кресла и стулья. Есаул и казаки, не переступая порога, смотрели на меня, разинув рот.

Я влетела в спальню и с воплями пронеслась по ней. Дата Туташхиа, держа в каждой руке по взведенному маузеру, следил за мной глазами, и я чувствовала, что он хочет успокоить меня, но не знает как. Я покружила еще немного, выскочила обратно в первую комнату и прильнула к есаулу, осмелившемуся, наконец, переступить порог.

— Помогите! Они могут влезть через окна!

— Успокойтесь, ваша светлость! Там — охрана.

А я все кричала, хватала есаула за руки, пряталась за его спину… Едва одетая, я вся была доступна его взору, и от меня не ускользнуло, что мой спаситель исподволь разглядывает меня… Это подхлестнуло меня, и я закричала еще отчаянней и пронзительней. Видно, барабанные перепонки у него не выдержали, и он прогремел:

— Приведите себя в порядок, ваша светлость! Вам ничего не угрожает! — Он повернулся, чтобы уйти.

— Вы не смеете покидать благородную даму! Я не отпускаю вас… Ваш долг остаться со мной! — Я бросилась к нему.

— Но… ваша светлость! — Есаул был совершенно растерян. — Мне необходимо покинуть вас… Я оставлю вместо себя человека! Эй, Безродное!

— Слушаю-с, ваше бла-ародие!

— Стань у дверей! Будешь охранять княжну! — Есаул с трудом расцепил мои руки, хлопнул дверью и заорал: — Обыскать чердак! К чертовой матери! — Последнее произнесено было тихо и относилось ко мне. Чердак был здесь ни при чем.

Я чуть не изнасиловала беднягу.

По дому снова загрохотали сапоги.

Оказалось, что успокоиться трудно. Я заталкивала в себя вопли, рвущиеся наружу. Мне хотелось метаться и бушевать.

Наконец я овладела собой, приставила стул к двери и отдернула штору в спальню.

Туташхиа смеялся.

Я подошла к постели, переполненная счастьем и гордостью. Спасенный мною Дата Туташхиа был тут, рядом, наедине со мной, так желавшей его.

— Я так испугалась, — прошептала я.

— Вы не были бы столь ловки, если б испугались. От страха люди теряются. Ни одному мужчине не под силу такое. Только женщина сможет, и лишь такая, как вы, — он обнял меня и пристально посмотрел мне в лицо.

На моей спине покоились два маузера. Куда интимней…

— Что делается… — прошептала я.

Дата Туташхиа вздрогнул и склонился надо мной.

Я не помню, как с его поцелуем вошло в меня то чувство сопротивления, которое посещает каждую женщину в подобной ситуации, — она отрывается от своего соблазнителя и произносит: «Нет!» Но не слишком ли поздно?

Свое «Что это?» я произнесла так строго, будто сама не ответила на его поцелуй.

Туташхиа отстранился и сел.

— Это от радости, сударыня! — сказал он. — Случалось же вам радоваться при виде чего-то светлого, грациозного совершенного?

— И это все? — вырвалось у меня.

— Нет, не все. И благодарность моя была в этом.

Я бросилась на постель и зарыдала. Абраг опустился на колени у моего изголовья и ласково погладил меня по голове. Душа моя смягчилась, и я все простила ему: и то, что он не думал смотреть на меня, когда я стояла перед ним полуодетая и жаждущая, и что поцеловал он меня лишь от радости, и что мне, охваченной страстью, сказал, что целует лишь из благодарности…

Он гладил меня по голове, как маленькую, а мне хотелось сказать одно — «Иди ко мне!». Произнеси я это, и моим первым мужчиной стал бы знаменитый абраг Дата Туташхиа!.. Эти слова надвигались, давили меня, как подступавший взрыв вулкана, но сила, бессмысленная и властная, удерживала их, смиряла и, наконец, посадила на цепь.

Я так и не произнесла эти слова.

Повторилось то, что случилось уже однажды и сколько еще раз потом — не счесть! Я и на Сахалин отправилась во многом для того, чтобы Мито Зурабишвили стал моим первым мужчиной, а уж станет он моим супругом или нет — как положит судьба! Я провела с ним две недели и каждый божий день говорила себе: «Этой ночью!» Лишь на вершок надо было продвинуться, чтобы исполнилось мое желание, а я вернулась в Грузию, так и не одолев этого вершка. Теперь мне трудно вспомнить, отчего это произошло. То внезапно и не к месту приходила мне в голову фраза из разговора моих попутчиков: «Со мной Шанаев спал». То еще набегало, и не вспомнишь что. А почему так сложилось с Датой Туташхиа, я и вовсе не могу понять. Но однажды — было мне уж лет тридцать пять — в решительную минуту я почувствовала, как в нутро мое вползает змея и останется теперь навсегда… Где-то в глубине моего сознания таится уверенность, что моя девственность — это иллюзия, мираж. Я же была сущей шлюхой. С кем только я не ложилась!.. А мужчины… думают, бедняги, что блуд это от плоти. Слава богу, что осталась я старой девой. Иначе вариться мне на том свете в кипящей смоле.

…Вот опять понесло меня