Баллантайн - Уилбур Смит

— Сафари! — прокричал он. — Выступаем!

— Давно бы так, — проворчал сержант и перевернул ружье за спиной дулом вниз, чтобы в ствол не натекла вода.

Только тогда носильщики обнаружили, что Зуга приготовил им дополнительную ношу. Она была привязана к шестам из дерева мопане веревками из коры и укрыта циновкой, сплетенной из слоновой травы.

— Они этого не понесут, — сказал ему сержант, большим пальцем стряхивая капли дождя с лохматых бровей. — Я вам говорил, они откажутся.

— Понесут. — Глаза Зуги сверкали холодным зеленым огнем, как изумруды. — Понесут — или останутся лежать рядом с ней мертвые!

Он тщательно отобрал лучшую из резных каменных птиц, самую неповрежденную, с художественно исполненной резьбой, и сам упаковал ее и подготовил к переноске.

Для Зуги резная статуэтка была весомым доказательством существования древнего покинутого города, доказательством, которого не смогут отрицать даже самые циничные критики, когда прочитают его отчет в далеком Лондоне. Молодой Баллантайн догадывался, что ценность, этой реликвии превосходит равный ей вес чистого золота. Но главным соображением, по которому Зуга решил доставить это произведение искусства в цивилизованный мир, была не цена резной фигурки. Каменные птицы приобрели для него некий сверхъестественный смысл. Они стали символом успеха его чаяний, и, обладая одной из них, он непостижимым образом владел всей этой дикой и прекрасной страной. В будущем он вернется за другими, но этот образец, самый лучший, должен быть с ним. Это его талисман.

— Ты и ты.

Он выбрал двух самых сильных и обычно самых сговорчивых носильщиков, но и они продолжали колебаться. Тогда Зуга скинул с плеча тяжелое охотничье ружье. Носильщики видели решимость на его лице и понимали, что майор говорит серьезно и не остановится ни перед чем. Они неохотно принялись разбирать свои тюки и распределять груз между товарищами.

— По крайней мере давайте оставим это чертово барахло. — Дождь и холод обозлили Яна Черута не меньше, чем других, и он пнул оловянный ящик, в котором лежал парадный мундир Зуги, с ненавистью и презрением, какие обычно приберегал для живых существ.

Зуга не дал себе труда ответить, но знаком велел Мэтью взять ящик.

К полудню небольшая потрепанная колонна выбралась из зарослей высокой мокрой травы, покрывавшей дно долины, и, скользя и чертыхаясь, начала карабкаться на дальний склон.

Дождь лил пять дней и пять ночей. Иногда небеса разражались гулким ливнем, и тогда вода низвергалась сплошной стеной, иногда надолго зависала холодная промозглая изморось. Они с трудом пробирались по предательской размокшей почве, а мелкая серебристая пелена обволакивала их, как одеялом, и гасила все звуки, кроме бесконечного шелеста леса и тихого шепота ветра в вершинах деревьев.

С земли поднимались малярийные испарения. С каждым вздохом они проникали в легкие, по утрам корчась и извиваясь в низинах, как призраки истерзанных душ. В первую очередь симптомы болезни появились у носильщиков, так как малярия засела у них в костях, а холодный дождь выгнал ее наружу. Они тряслись в непроизвольных приступах дрожи, стуча зубами так, что казалось, те вот-вот разобьются, как фарфор. Однако болезнь была для них привычной, и они сохраняли способность идти.

Полуголые люди, шатаясь как пьяные от лихорадки, кипящей в крови, выбиваясь из сил, тащили громоздкую статую в нескладной упаковке из травы и коры то вверх, через скалистый кряж, то вниз по другому склону. Дойдя до берега реки, они с облегчением бросили ее и рухнули в грязь, даже не пытаясь прикрыться от безжалостного дождя.

Там, где пролегали пересохшие русла с наносами сухого песка, сверкавшими на солнце, как альпийские снежные поля, с тихими прудами, полными неподвижной зеленой воды, с высокими крутыми берегами, где в норах гнездились красавцы зимородки и маленькие яркие, как самоцветы, щурки, теперь бушевали неистовые вихри коричневой воды. Они переливались через высокие берега и размывали корни огромных деревьев, опрокидывая их в реку и унося, как тонкие тростинки.

Не было способа человеку переправиться через эти бурные, пенистые потоки. Вниз по реке со скоростью скачущей лошади пронесся труп утонувшего буйвола с раздутым розовым брюхом и торчащими в воздух ногами.

Зуга угрюмо стоял на берегу и понимал, что опоздал. Разлив рек поймал их в западню.

— Придется идти вдоль реки, — проворчал он и рукавом промокшей охотничьей куртки вытер потоки воды, струившиеся по лицу.

— Тогда путь лежит на запад, — с болезненным злорадством сказал Ян Черут, и не было нужды что-либо больше пояснять.

На западе лежало королевство Мзиликази, короля матабеле, и они уже приблизились к той смутно обозначенной области, которую Том Харкнесс на своей карте пометил:

«Выжженные земли. Здесь импи Мзиликази убивают всех чужестранцев».

— И что ты предлагаешь, о луч золотого готтентотского солнца? — горько спросил Зуга. — Или у тебя выросли крылья, чтобы перелететь через это? — Он указал на широкий стремительный поток, где гребешки волн, казалось, стояли неподвижно, как резные статуэтки, отмечая положение подводных скал и невидимых коряг. — А как насчет жабр и плавников? — продолжал Зуга. — Покажи, как ты плаваешь, а если у тебя нет ни крыльев, ни плавников, может быть, дашь мне хороший совет?

— Да, — так же язвительно ответил Черут. — Мой совет таков: во-первых, слушать добрых советов, когда их дают, а во-вторых, бросить это в реку. — Он указал на упакованную статую и запечатанный ящик с мундиром.

Не дожидаясь, пока он закончит, Зуга повернулся к нему спиной и прокричал:

— Сафари! Всем подняться на ноги! Выступаем!

Они медленно продвигались на запад и немного на юг, но маршрут, проложенный сетью рек и затопленных долин, слишком сильно уводил их на запад, и даже Зуге было трудно сохранять спокойствие.

На шестой день дождь стих, сквозь просветы в тучах проглянуло небо, вымытое до глубокой аквамариновой синевы, и появилось набухшее жаркое солнце. Под его лучами от одежды повалил пар, а лихорадочный озноб носильщиков утих.

Даже при сомнительной точности хронометра Зуге удалось в полдень по местному времени наблюдать прохождение солнца по меридиану и определить широту. Они ушли на юг не так далеко, как он полагал по