Норки! - Питер Чиппендейл

Все трое выброшенных из седла всадников, успевшие выбраться на берег, со страхом переглянулись, как будто исчезнувшая на их глазах лошадь вот-вот всплывет снова, но она не выплыла. Когда на поверхности успокоившейся воды появилось лишь несколько легких воздушных пузырей, трое бывших наездников засуетились и стали кричать. Люди наверху подбежали к краю обрыва, но и они были бессильны помочь.

Норки воспользовались ситуацией. Филин услышал их пронзительное победное стрекотание и увидел, как несколько зверьков юркнули в лес. Остальные, словно бросая людям вызов, пробежали прямо между ног застывшей на обрыве группы и — совсем как Фредди — съехали по стволу ясеня вниз. Глядя, как они одна за другой плюхаются в темную воду в том месте, где тянулись к поверхности лишь тонкие цепочки мелких пузырьков, Филин снова поразился мужеству и присутствию духа, позволившим норкам выбрать единственный путь к спасению. Они сражались гораздо лучше, чем Филин мог ожидать. Ах, если бы только лис мог видеть, что вышло из его затеи!

Да, норки выстояли и дали врагам отпор, но это дорого им обошлось. Филин насчитал около полутора десятка их трупов, вытянувшихся на траве, и по меньшей мере три собаки, которые если и не были убиты, то во всяком случае не шевелились. Остальные гончие, горя жаждой мщения, с визгливым лаем ринулись в погоню, еще больше напугав брошенных лошадей, которые бестолково метались между деревьями внизу.

Потрясенные люди тем временем бродили по Плато, рассматривая убитых норок и собак и пересчитывая свои многочисленные раны, но затишье оказалось недолгим. На Плато прибыли щелкуны.

Конечно, на берегу уже не собирались такие толпы, как в дни, когда Альфонс еще был животрепещущей новостью, но сегодня — возможно, благодаря солнечной и ясной погоде — на шоссе было довольно много щел-

кунов. Некоторые из них подошли к самому берегу реки и уселись на траву, направив на лес свои безумные, широко раскрытые глаза на стеблях, когда Фредди рыжей молнией метнулся по шоссе прямо к ним. Когда он пересек мост и понесся по Долгому полю мимо Альфон-совой ольхи, щелкуны вскочили, разинув от удивления рты. Но стоило только появиться охотникам с собаками, как щелкуны тут же пришли в величайшее возбуждение и принялись размахивать кулаками. Но по-настоящему они отреагировали только тогда, когда начался бедлам на Плато.

Некоторые побежали по следам Фредди к мосту, а остальные попрыгали в реку и перешли ее вброд, шагая по каменистым перекатам. На противоположном берегу они собрались плотной группой и двинулись к проделанному всадниками пролому в изгороди. Подбирая на ходу сучки и увесистые палки, щелкуны, словно армия-мстительница, поднялись по склону на Плато. Достигнув вершины, они не задержались даже для того, чтобы оценить ситуацию, и сразу бросились на охотников. При этом Филину, продолжавшему описывать круги над Плато, показалось, что охотники отреагировали на их появление с еще большей яростью, чем на нападение норок. Глядя на катающиеся по земле сплетенные тела и прислушиваясь к щелканью хлыстов и сочным ударам палок, он с горечью подумал, что нет ничего хуже ссор между родственниками или существами одного вида. Впрочем, в данном случае он болел за щелкунов. Они действовали эффективнее своих противников, хотя, возможно, все дело было в том, что они прибыли к месту схватки позднее и были гораздо свежее, чем охотники, которым пришлось сдерживать натиск норок. Как бы там ни было, щелкуны проявили себя настоящими бойцами.

Взлетев повыше, Филин увидел, что драка между щелкунами и охотниками — точно так же, как и потасовка на шоссе между щелкунами и белоголовыми рабочими,— выглядит щенячьей возней по сравнению с мрачной и смертоносной яростью норочьей атаки. «Может быть, — спросил он себя, — людям, несмотря

на все их хитроумные приспособления и оружие, не хватает инстинкта убийц, по крайней мере тогда, когда они выясняют отношения друг с другом? Нет, определенно, кровопролития не будет», — решил он, с презрением поглядывая на людей, которые сшибались друг с другом грудью, точь-в-точь как молоденькие петушки по весне.

Потом Филин услышал первое далекое «уя-я-я-у» и поглядел на шоссе, где появилась белая грохоталка с синим огнем на верхушке. Со скрежетом притормозив у поворота, она свернула на Горбатый мостик и, подпрыгивая и переваливаясь на кочках, поехала по Долгому полю, пока не застряла на болотистом участке. Из нее выскочили несколько человек в одинаковых шкурах, которые быстро побежали к лесу, а на шоссе появилось еще несколько завывающих грохоталок.

Филин понял, что на этом все и закончится и, не переставая радоваться спасению Фредди и успеху его замысла, повернул к дому.

Лесным жителям совсем не хотелось наблюдать вблизи операцию по зачистке Плато, из-за которой лес до самого вечера буквально кишел людьми. Пусть они были их спасителями, но старое правило *Держись от людей подальше!» возобладало, и каждый старался забиться поглубже в нору, в дупло или под листок, пока люди прочесывали лес, разыскивая разбежавшихся собак и лошадей. К щелкунам и охотникам в красных пиджаках присоединилось столько народу, что к вечеру по лесу пронесся невероятный слух, будто рабочие снова вернулись. На шоссе скопилось невиданное количество грохоталок — даже больше, чем в дни, когда звезда Альфонса еще не закатилась.

Когда люди принялись методично и безжалостно уничтожать Плато, лесные жители содрогнулись от ужаса. Для начала люди разрыли и обрушили все норы и подземные галереи, а потом, запустив свои жужжал-ки, повалили Кривой бук и распилили на части упавший в реку ясень. Самые большие куски стволов они столкнули в воду, чтобы выловить их ниже по течению и погрузить на грохоталки, а верхушку, ветки и остатки растоптанного лошадьми чучела кролика сложили в кучу в центре Плато.

Но настоящий кошмар начался потом. Люди прикатили на Плато новую машину, какой лесные жители не видели никогда. Пока одни медленно толкали ее между деревьями вверх по склону, другие полили Плато какой-то едко пахнущей жидкостью. Установив свою машину на краю Плато, люди немного повозились с ней и вдруг отпрянули, когда она внезапно фыркнула и ожила. Из пасти ее с грозным ревом вырвался длинный алый язык огня, и люди кинулись к деревьям, словно машина напугала и их. Только один человек, который управлял этой страшной штукой, остался. Сначала он направил язык пламени вверх и только потом опустил его к земле, полосуя траву короткими сердитыми ударами. В следующее мгновение с поверхности Плато рванулся в небо огромный красно-черный огненный шар, который, казалось, жил своей собственной жизнью. Мгновенно вспыхнула трава и рассыпались горячими искрами оставшиеся от деревьев ветки, жадные ручейки желтого пламени разбежались во все стороны, воспламеняя разлитую по земле жидкость, и остановились, только достигнув края Плато. Длинный огненный язык из машины продолжал хлестать по выжженной земле, и листья на деревьях сначала затрепетали от жара, потом съежились и почернели, почти мгновенно обратившись в хрустящий пепел.

Люди бросились затаптывать задымившуюся по периметру Плато траву. Между тем свирепый рев огненного урагана стал еще громче, и куча ветвей в центре, уже давно превратившаяся в гигантский костер, отозвалась громким шипением, треском и щелчками сгорающих в нем листьев и сучков. Желтое пламя приплясывало на почерневших костях Кривого бука и поднималось все выше вместе с густым серым дымом, которого становилось все больше, пока само солнце не померкло, застланное его плотной пеленой. Четкие силуэты людей превратились в размытые уродливые тени, едва видимые в этих неестественных сумерках; эти тени носились среди серых туч и размахивали неправдоподобно длинными руками-крыльями, крича от восторга и подбадривая друг друга. Прошло еще немного времени, и из серых дымовых туч посыпались на лес хрустящий теплый пепел и клочья жирной черной сажи, покрывавшие землю тонким слоем и повисавшие на листьях и траве, и даже на темной поверхности речной заводи образовалась нечистая серая пленка. Тем временем дым от пожарища поднимался все выше, и область, захваченная этими странными осадками, становилась все шире, так что очень скоро во всем лесу не осталось ни одного уголка, где не пахло бы гарью и где на зелени листвы не лежали бы пепел и зола этого погребального костра.