Отель «Нью-Гэмпшир» - Джон Уинслоу Ирвинг

я Лилли, — даю слово, больше мы никогда и никого не будем насиловать.

— Обещания, обещания, — сказала Лилли, складывая свои маленькие ручки на маленькой груди.

— Мы обещаем! — закричал Фрэнк. — Еще только разок. Только этого, и все.

— Эрл! — проворчала Сюзи, и мне показалось, что Доув сейчас упадет замертво.

Сюзи энергично фыркала, обнюхивая чипперовский пах. Казалось, медведица говорит, что она тоже очень заинтересована именно этим.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — закричал Доув.

Сюзи сшибла его с ног и всем весом навалилась ему на грудь. Наложила свою огромную лапу, настоящую лапу, как раз на его промежность.

— Пожалуйста, — умолял Доув. — Пожалуйста, не надо! Пожалуйста!

И на этом Лиллин сценарий заканчивался. Именно в этом месте мы должны были остановиться. Ни у кого больше не оставалось ни одной реплики, кроме Лилли.

Просто Лилли должна была сказать: «Больше не будет никаких изнасилований, никаких — это окончательно». А я должен был взять Доува за шиворот и вышвырнуть в коридор.

Но Фрэнни встала с кушетки и, растолкав всех, подошла к Доуву.

— Достаточно, Сюзи, — сказала Фрэнни, и Сюзи отпустила его. — Надень штаны, Чиппер, — сказала ему Фрэнни. Он попробовал встать, но упал и снова поднялся, натягивая брюки. — А в следующий раз, когда ты снимешь брюки — все равно для кого, — сказала Фрэнни Чипперу Доуву, — я хочу, чтобы ты подумал обо мне.

— Подумал обо всех нас! — сказал Фрэнк, выходя из спальни.

— Запомни нас, — сказал я Чипперу Доуву.

— Если ты увидишь нас снова, — сказала ему Большая Рути, — лучше перейди на другую сторону. Любой из нас может убить тебя, парень, — прозаично сказала она ему.

Медведица Сюзи сняла свою медвежью голову; ей никогда больше не понадобится ее носить. Отныне медвежий костюм будет служить только для развлечения. Она посмотрела прямо в глаза Чипперу Доуву. Первоклассная истеричка номер один по кличке Стерва встала с ковра и тоже подошла поглядеть на Чиппера Доува. Она смотрела на него так, будто хотела получше его запомнить, затем пожала плечами, закурила сигарету и отвернулась.

— Не проходи мимо открытых окон! — крикнул Фрэнк уже в коридор, после того как Доув нас покинул.

Он шел, придерживаясь за стенку. Мы не могли не заметить, что он обмочился. Чиппер Доув брел как пациент с потерей ориентации, ищущий в больничном коридоре туалет; он шел, абсолютно не зная, что ждет его в туалете, словно не был уверен, что догадается, что надо делать, когда встанет перед писсуаром.

Мы все ощущали то первое чувство разочарования, мимо которого не может пройти ни одно честное исследование мести. Что бы мы ни сделали, это никогда не будет таким ужасным, как то, что он сделал с Фрэнни, а если будет, значит мы перестарались.

До конца моих дней у меня останется ощущение, что я держу Чиппера Доува под мышки и его ноги висят в нескольких дюймах над Седьмой авеню. Ничего больше с ним и нельзя было сделать — только поставить на место; с ним никогда ничего нельзя будет сделать: наших чипперов доувов мы только приподнимаем и ставим на место, раз за разом.

* * *

Итак, Лилли доказала свои способности, сочинив настоящую оперу, настоящую сказку. Сюзи сыграла свою роль до конца, исчерпала свою медвежью сущность; теперь она хранит медвежий костюм только из сентиментальности и для того, чтобы забавлять детей, ну и, конечно, для Хеллоуина. Отец получит на Рождество собаку-поводыря. Это будет его первая из многих собак. А когда у него появится животное, с которым можно поговорить, он сразу же решит, чем будет заниматься оставшуюся жизнь.

— Ну вот, наступает наша оставшаяся жизнь, — скажет Фрэнни с благоговейной нежностью. — Наша долбаная оставшаяся жизнь наконец наступает, — скажет она.

В тот день, когда Чиппер Доув вышел из «Стэнхоупа» и побрел обратно в свою «фирму», казалось, что мы все выживем, те из нас, кто остался; казалось, мы всё для этого сделали. Фрэнни теперь была вольна выбирать свою жизнь, у Лилли и Фрэнка имелась избранная ими карьера, или, как они шутили, это карьера выбрала их. Я знал, что диплом по американской литературе, полученный в Венском университете, никого здесь не впечатлит, — но что мне еще оставалось, кроме как присматривать за отцом да подставлять атлетическое плечо сестрам и брату, когда им потребуется облегчить ношу?

Что мы все забыли в предрождественских хлопотах, в нашей отчаянной борьбе с Чиппером Доувом, так это тень, преследовавшую нас с самого начала. В любой сказке, когда ты думаешь, что уже выбрался из леса, оказывается, что ты в еще более глухом лесу; только ты начинаешь думать, что лес уже позади, выясняется, что ты по-прежнему там.

Как мы могли так быстро забыть урок Мышиного Короля? Как мы могли забросить старую собаку нашего детства, нашего дорогого Грустеца, — так же ловко, как Сюзи сложила и убрала свой медвежий костюм, сказав: «Ну вот. С этим покончено. Теперь начнется совсем новая игра»?

Отмечая праздник первого вина нового урожая, венцы поют так называемые Heurigen Lieder — «песни молодого вина». Мне особенно запомнилась одна из них, очень типичная для людей, которых так хорошо понимал Фрейд: в их песнях сквозит желание смерти. Мышиный Король, без сомнения, когда-то напевал эту песенку:

                 Verkauft’s mei G’wand, Ich Fahr’ in Himmel.

                 Продай мои старые одежды, я ухожу на небеса.

Когда медведица Сюзи увела своих подруг обратно в Виллидж, мы с Фрэнком, Фрэнни и Лилли вызвали старую добрую обслугу и заказали шампанское. Теперь, когда мы познали сладковатый вкус нашей мести Чипперу Доуву, детство казалось нам лежащим за спиной чистым озером. Мы чувствовали, что свободны от печали. Но один из нас даже тогда, должно быть, напевал эту песню. Один из нас тайно мурлыкал мотив:

ЖИЗНЬ СЕРЬЕЗНАЯ ШТУКА, НО ИСКУССТВО ЗАБАВА.

Мышиный Король был мертв, но — для одного из нас — не забыт.

Я не поэт. Я даже не писатель в нашей семье. Дональд Джастис станет литературным героем Лилли: он заменит даже чудесную концовку «Великого Гэтсби», которую Лилли так часто нам читала. Дональд Джастис красноречивее всех выразит вопрос, главнейший для нашей гостиничной семьи. Мистер Джастис спросит:

                 Как о судьбе сказать — и в частности о нашей —

                 Как не о чем-то, что простого проще?

Добавим тогда в наш список судьбу. Особенно в семьях судьба «простого проще». Грустец не тонет; любовь тоже; и в дальней перспективе — судьба. Она тоже не тонет.