Фидель Кастро - Максим Макарычев

Подписание Московского договора о запрещении испытаний ядерного оружия в августе 1963 года вызвало новое беспокойство в Гаване. Кубинцы полагали, что при этих условиях их страна окажется без надежной защиты в виде ответного советского атомного удара по США. Его угроза, как считали кубинские лидеры, только и сдерживала Белый дом от агрессии в отношении Кубы. Несмотря на то, что после Карибского кризиса американцы дали обещание не нападать на Кубу, Фидель Кастро был убежден, что в любой момент они могут нарушить его. Тем более что ушел из жизни Джон Кеннеди, человек, который давал это обещание. Убежденность Фиделя в этом подкреплялась тем обстоятельством, что США не стеснялись развязывать локальные войны по всему свету, несмотря на данные ими обещания мировому сообществу.

После того как Хрущев осенью 1964 года в результате заговора членов политбюро был снят со своего поста, кубинское руководство поняло, что следует ждать не просто новых внешнеполитических действий, а изменения внешней политики Москвы, в том числе и по отношению к Кубе. Никиту Хрущева на Острове свободы уважали. Его грубое, подчас отнюдь не дипломатическое поведение на международных форумах, его «простонародный» стиль общения абсолютно не смущали ни Кастро, ни других кубинских руководителей. В Гаване помнили о том, что Хрущев на любой выпад в адрес Кубы и Фиделя реагировал как на личное оскорбление, что он, наконец, дал гарантии защитить Кубу от агрессивных действий со стороны США.

Кубинцы, конечно, со временем узнали, что на памятном пленуме ЦК, когда Хрущева снимали со своей должности за «волюнтаризм», в перечне обвинений упоминалось его агрессивное поведение до и во время Карибского кризиса. Дескать, не пристало главе такой могущественной державы вести себя как во время уличных разборок. Фиделю Кастро стало ясно, что Москва больше не хочет ссориться с северной империей да и вообще хочет «мирного сосуществования». Именно этот намек Москвы Вашингтону – «ребята, давайте жить дружно» – заставлял Кастро постоянно искать ответы на вопросы: что будет, если США опять нападут на Кубу? Сумеет ли СССР реально защитить далекий Остров свободы или предпочтет сражаться с американцами в дипломатических баталиях за «круглым столом переговоров»?

Политика мирного сосуществования в глазах кубинцев больше походила на «страх перед империализмом». Фидель Кастро полагал, что Москва идет на компромисс с Вашингтоном, потеряв веру в свои силы. На первомайском митинге в 1966 году он заявил, что «при отражении американской агрессии кубинцам придется полагаться исключительно на собственные силы».

А Москва обижалась на то, что кубинское правительство сознательно преувеличивает значение мелких американских провокаций в отношении Кубы и совершает необдуманные шаги, одним из которых стало, например, приведение Кубы в состояние боевой готовности весной 1966 года без какого–либо предварительного предупреждения об этом СССР и других социалистических стран.

Кубинские руководители также высказывали недовольство тем, что Советский Союз развивает торговые отношения с Чили, Бразилией, Колумбией и другими латиноамериканскими странами. Особенное недовольство Кастро вызывало то, что СССР продолжает делать ставку на «старые компартии» ряда латиноамериканских стран, которые Фидель не принимал в расчет из–за того, что они полностью исключали вооруженную борьбу как способ завоевания власти.

Руководство Кубы также не могло понять, как на самом деле Советский Союз относится к национально–освободительному движению в Латинской Америке, почему СССР занимает позицию «стороннего наблюдателя» во всех конфликтах, в которых участвовали американцы в южной части Западного полушария. Именно это «молчание Москвы», по мнению кубинцев, делало нападки США на слабые национально–освободительные движения еще более чувствительными. Фиделя Кастро раздражало и то, что, несмотря на большую помощь, оказываемую СССР братской Кубе, в материальном и количественном отношении она была меньше той, что оказывала Москва таким отнюдь не социалистическим странам, как Ирак, Индонезия или Индия.

Фидель не стеснялся открыто упрекать Москву в том, что она подчинила революционные интересы «политике мирного сосуществования», и в том, что в Латинской Америке СССР поддерживал партии, которые враждебно относились к Фиделю Кастро и политике «экспорта революции». А Москва ждала, пока он немного поостынет. Любые «внешние раздражители», самый яркий пример – агрессивная политика США, он мастерски обращал в свою пользу, просто и доходчиво объясняя сотням тысяч кубинцев на митингах, кто является источником всех бед на Кубе и кто виноват в тяжелом социально–экономическом положении страны.

На возникших противоречиях между Кубой и СССР пытались играть китайцы. После инцидента на Даманском полуострове отношения между СССР и Китаем были враждебными. Москва пристально и даже ревностно наблюдала за попытками китайцев оказать влияние на кубинское руководство и склонить Гавану к сотрудничеству с Пекином в противовес СССР. Надо сказать, что масла в огонь подливал в ходе встреч с советскими представителями Анибал Эскаланте, который заявлял, что «среди кубинской революционной элиты резко возросло влияние Китая»[481].

В Москве одно время даже полагали, что в кубинском руководстве существуют две группировки – «просоветская», к которой относили Рауля Кастро, и «прокитайская», в ряды которой почему–то записали Че Гевару. Но разговоры о том, что Че Гевара находится под китайским влиянием, были необоснованными.

Кубинцы конечно же отдавали себе отчет в том, что реальной силой, поддерживающей их, является СССР, однако их самолюбию льстило, что две великие социалистические державы – Советский Союз и Китай соперничали в стремлении заручиться дружбой Кубы. Кубинцы были нейтральны в этом споре. Но поездка Фиделя в Москву весной 1963 года сильно ударила по сторонникам китайского влияния.

Как показал ход событий, Москва тревожилась зря. Фидель Кастро не мог не видеть, как Китай после Карибского кризиса пытается поссорить СССР и Кубу. Понимал, что китайские руководители хотят создать в странах Латинской Америки группировки, которые в первую очередь будут продвигать идеи Мао Цзэдуна, вместо того чтобы по–настоящему поддерживать революционное движение. Фидель Кастро тогда не был настроен на сближение с Пекином и пресекал любые попытки китайцев вести антисоветскую пропаганду на Кубе.

18 августа 1964 года государственный секретарь США Дин Раск выступил с жестким заявлением. Суть его сводилась к тому, что нет никаких оснований ожидать улучшения отношений между США и революционной Кубой, угрожающей Западному полушарию, и что эта угроза исчезнет только со свержением режима Кастро. Это означало, что после некоторого затишья Белый дом намерен вновь ужесточить свою политику по отношению к Гаване.

Однако США не собирались нападать на Кубу. Они просто не хотели появления второй Кубы на латиноамериканском континенте, вот почему так резко реагировали на кубинскую политику «экспорта революции» и заявления о «множестве новых вьетнамов». Но Куба не могла отказаться от поддержки партизанского движения в Латинской Америке, так как тезис «экспорта революции» являлся одним из основных постулатов кубинской политики. Фидель как–то обронил красивую фразу: «Кордильеры и Анды превратятся в Сьерра–Маэстра Америки». А Че Гевара развил ее: «Надо создать два, три, много вьетнамов». Правда, Фидель впоследствии пояснил, что не стоит буквально понимать его слова об «экспорте революции»: «Мы хотели революции по доктрине, но в то же время уважали интернациональное право. Я уверен, что революция не может быть экспортирована, потому что никто не может экспортировать необходимые условия для революции. Мы всегда так думали и следовали этому принципу»[482].