Фидель Кастро - Максим Макарычев

Я еще раз говорю, что снимаю с Кубы всякую ответственность, за исключением ответственности, связанной с ее примером. И если мой последний час застанет меня под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе и в особенности о тебе. Я благодарю тебя за твои уроки и твой пример, и я постараюсь остаться верным им до конца. Я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции и отождествляю до сих пор. Где бы я ни находился, я буду чувствовать свою ответственность как кубинский революционер и буду действовать как таковой. Я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что государство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование.

Я мог бы сказать еще многое тебе и нашему народу, но я чувствую, что это не нужно; словами не выразить всего того, что я хотел бы, и не стоит зря переводить бумагу.

Пусть всегда будет победа! Родина или смерть!

Тебя обнимает со всем революционным пылом Че».

Закончив читать письмо Че Гевары, Фидель, дождавшись, когда стихнут оглушительные аплодисменты, произнес: «Для тех, кто говорит о революционерах, для тех, кто считает революционеров людьми холодными, нечувствительными, людьми без сердца, – пусть для них это письмо послужит примером тех чувств, того благородства и чистоты, которые могут скрываться в душе революционера …

Это было не единственное письмо. Вместе с ним для этого же момента, когда это письмо будет оглашено, нам были оставлены другие прощальные письма для товарищей и, кроме того, как говорится здесь, «моим детям» и «моим родителям»: это письма, написанные специально для его детей и его родителей. Эти письма мы передадим товарищам и родственникам, чтобы они принесли их в дар революции, потому что мы считаем, что эти документы достойны того, чтобы сохранить их для истории.

Мы полагаем, что этим объяснено всё – всё то, что мы должны были объяснить. Об остальном же пусть заботятся наши враги. У нас здесь достаточно задач, достаточно вопросов, которые нужно решить как в нашей стране, так и в отношении всего мира; достаточно обязанностей, которые мы должны выполнить и которые мы выполним»[496].

Пройдет время, и мир узнает содержание не менее трогательных писем Че Гевары его близким. Своим родителям, «дорогим старикам», он написал, что вновь чувствует «своими пятками ребра Росинанта, снова, облачившись в доспехи», пускается в путь. Он называл себя «искателем приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой, дабы доказать свою правоту», писал, что очень любил своих родителей, «только не умел выразить свою любовь», просил их вспоминать его, «скромного кондотьера XX века». Своим пятерым детям он писал, что «действовал согласно своим взглядам и жил согласно своим убеждениям», просил их научиться глубоко чувствовать любую несправедливость, кого бы она ни касалась.

1 ноября 1965 года Че получил от кубинских товарищей в Танзании депешу, в которой сообщалось, что власти этой страны после консультаций с представителями ряда стран Африки решили отказать в помощи конголезским повстанцам и кубинский отряд должен покинуть Конго. А через несколько дней пришло письмо от Фиделя. Главнокомандующий предлагал Че самому принять решение, продолжать ли борьбу в Африке. В отличие от Че, который воспринял решение танзанийцев крайне болезненно, Фидель был более спокоен: он понимал, что предпосылок для развертывания революционного движения в Африке нет.

Че покидал Танзанию тайно, скрывая свое лицо в течение шести часов полета. Рядом с его адъютантом сидел офицер занзибарской армии, поклонник Че Гевары, который весь полет с восхищением говорил о команданте, не зная, что тот сидит в метре от него.

Конголезская эпопея закончилась если не провалом самой экспедиции, то крахом иллюзий и разочарованием Че. В марте 1966 года он из Африки поехал в Чехословакию, в Прагу, где находился нелегально. Он копил силы для новой экспедиции – в Боливию, самую нищую страну латиноамериканского континента, единственную, не имевшую выхода к морю. Че Гевара, искренне веривший, что «вся Латинская Америка беременна революцией», расценивал эту экспедицию как прелюдию к большой партизанской войне, которая должна охватить весь континент.

Но, как выяснилось после гибели Че, в Боливии его уже «ждали». План уничтожения его отряда под кодовым названием «Операция Синтия» утвердили лично президент США Джонсон и директор ЦРУ Хелмс.

Фидель Кастро был категорически против того, чтобы Че Гевара ехал в Боливию, и стал уговаривать его вернуться на Кубу. «Он всегда относился ко мне с любовью и уважением и почитал мои указания. Очень редко мне приходилось запрещать ему что–то делать <…> Я написал достаточно серьезное письмо. Я его убеждал, чтобы он вернулся, это было самое правильное, что он мог тогда сделать. Я не приказывал ему, я просто его уговаривал вернуться, чтобы подготовиться к революции в Боливии. Никто его не узнал в течение всей поездки (Че изменил внешность. – М. М.). Он вернулся в июле 1966 года <…> Когда он приехал, я сказал товарищам, которые его знали, что хочу их познакомить с одним интересным человеком. Мы завтракали вместе, и никто его не узнал. Он потом отправился в одно место недалеко от Гаваны, где тренировался с пятнадцатью товарищами, которые потом должны были его сопровождать в Боливию. Он отобрал самых лучших людей. Тогда это были его последние встречи с женой и детьми. Там я его часто навещал»[497], – рассказывал Фидель Кастро.

Но почему Че Гевара выбрал именно Боливию? Гораздо лучше для его целей подошла бы Центральная Америка, где кубинцы могли оказать отряду поддержку.

Уже после гибели Че Гевары начальник разведки Кубы Мануэль Пинейро говорил советским коллегам: «Боливию намечалось использовать в качестве первоначального очага партизанского движения с последующим развитием военных операций в Бразилии, Парагвае, Аргентине. Главный удар партизаны Гевары должны были нанести в Аргентине. Боливия же была избрана как удобное место для накапливания сил и как исходный пункт для развертывания этих операций»[498].

В Боливию вместе с Че отправились 17 кубинцев, всем им не было еще и 35 лет. Несмотря на то, что костяк отряда составляли боливийцы, Че удалось создать весьма сильный партизанский отряд. Он был убежден, что группы в 30—50 человек достаточно, чтобы начать вооруженную борьбу в любой стране Латинской Америки. Главное – найти местность, где больше всего попираются принципы справедливости и ущемляются права крестьян. Он всерьез полагал, что горстка повстанцев быстро измотает правительственные войска, а затем при народной поддержке возьмет власть в свои руки.

23 октября 1966 года Эрнесто Гевара покинул Кубу.

О провальной боливийской эпопее достаточно подробно написано в книгах, посвященных Че. Напомним вкратце некоторые детали.