Когда я вгляделся в твои черты - Victoria M. Vinya

Чуть отстранившись, Микаса облизнула губы и шаловливо улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Привет. Давно не виделись, Эрен.

— Привет… Ты не представляешь, как сильно я скучал.

Дождь забарабанил по кровле и оконному стеклу. Снаружи раздались весёлые возгласы друзей, убегающих со двора в дом. Воздух сгустился, насытившись запахом трав и древесной коры; Микаса глубоко втянула их пьянящий аромат ― аромат, что пуще всего заставлял кипеть кровь. Запрокинула голову, и по её лицу скатились слёзы, счастье неслось по венам к безумно трепыхающемуся сердцу. Ей казалось, что этот поцелуй смыл с неё грязь всех прожитых лет и сделал святой, наполнил светом до кончиков волос. Спустившись на постель, Микаса протянула Эрену руки. Он сглотнул в предвкушении и опустился подле неё ― сжал в объятиях что было сил, ощутив телом трепет в её груди. Они с нежностью поглаживали друг друга, соприкасались мокрыми щеками. Прошлое и настоящее перестали существовать, не осталось ничего, кроме них двоих. Микаса склонилась и стала целовать шею Эрена в наивном и отчаянном желании вернуть отнятую жизнь, забрать себе все его страдания.

Мутная вспышка молнии на миг озарила комнату. Микаса полетела в пропасть, но ощутила под собой мягкость одеяла. Ткань платья невесомо скользнула вниз ― и на её груди крепко отпечатался жар широких ладоней. Губы снова нашли губы ― нетерпеливо, сладко, глубоко! Внизу живота собирались томление и дрожь. Микаса сцепила щиколотки за спиной Эрена и подалась бёдрами к его паху.

― Я твоя! Вся-вся твоя! ― приговаривала она сквозь поцелуи.

«Ты знаешь, прямо в эту минуту. Совершенно точно знаешь! И я знаю. Это мы с тобой ― невесть каким чудом нашедшие друг друга сквозь смерть, пространство и время. Ну же! Возьми меня, чёрт побери! Возьми, словно в первый раз. Словно в последний. Возьми, возьми!»

Фантазии, запертые под потолком «кукольной» девичьей спаленки, рухнули к ней на кровать, сцапали смуглыми ласковыми ручищами и утащили с собой в уютный Пандемониум, пропахший отсыревшим деревом и сигаретами. Вот его жадный тёплый рот, вот мягкие щекочущие пряди на висках, что касаются её груди; Эрен немного груб от возбуждения ― по-другому и не нужно, пусть делает что хочет. Лишь бы не останавливался, лишь бы не исчезал. Сырой холод, врывавшийся в комнату, покусывал кожу, но Микаса не стремилась закрывать окно: в этой зябкости прикосновения казались острее и ярче. Эрен поглаживал её прохладные мягкие ягодицы, громко стонал, как неопытный мальчишка, вбирая ртом тёмный ореол груди. Затем ловко стянул с Микасы бельё. Она не знала, разделяет он высоту её чувств, или в нём не осталось ничего, кроме дикого порыва обладать, зато совершенно точно знала, насколько он счастлив. Этого было вполне достаточно.

Как только Эрен поднялся и Микаса услышала лязг молнии на брюках, внутри неё всё оборвалось: неужели это точно случится? Они будто вечность не были близки. Одежда полетела с него к чертям с такой скоростью, что Микаса не успела сообразить, как он вновь оказался на коленях между её ног. Она развела их шире — чтобы напоказ, чтобы целиком принадлежать. Пусть глазеет, как она исходит влагой, пусть в нём властвует самодовольство, что это всё из-за него. Неужели его руки снова блуждают по ней так ― разнузданно, голодно, с безыскусной настойчивостью? Ей это нужно. Проклятое тело! Как оно податливо и требовательно, как жадно ищет удовольствий! Указательный и средний пальцы Эрена закружили ниже её лобка, и Микаса всхлипнула сквозь стиснутые зубы, подалась навстречу интенсивной ласке.

― Погоди, детка… ― бросил он на выдохе, затем схватил со стула пачку презервативов и смазку, а также лежащую позади декоративную подушку и заботливо подложил последнюю под поясницу Микасы. ― Удобно?

― Угу. Ты у меня такой славный, ― растроганно пролепетала она, лихорадочно хватаясь пальцами за его предплечья. ― Хочу, как в наш самый первый раз в полях.

Она взглянула на его подрагивающий член, подтягивающийся к животу, и между ног начало беспощадно тянуть и пульсировать от нестерпимого желания почувствовать прикосновение.

― Ну давай же! ― прохныкала Микаса, двинув бёдрами ему навстречу.

«Проклятье! Ты умоляешь меня? Что за чудесная маленькая смерть!..» ― Её требовательность казалась Эрену милой. Он издал лукавую усмешку и склонился, чтобы сорвать дразнящий поцелуй, потянул губами скользкий язычок, затем надавил на него большим пальцем, бесстыдно уставившись в широко раскрытые глаза Микасы. И мальчишка, и бес ― влюблённый в плоть, пирующий над ней. Прошёлся свободной рукой вдоль ступенек ребёр и нащупал шрам, доставшийся Аккерман после падения с яблони: он вспомнил, как в шестнадцать Микаса показывала его, простодушно задрав хлопковый сарафан персикового цвета; вспомнил, как робко дотронулся до него по её просьбе, сердобольно приговаривая «ну дела». Теперь всё в ней ― приглашение ласкать и нагло щупать. Она ― его. Для него. Насовсем.

Отстранившись, Эрен уселся поудобнее и нанёс на её кожу внизу прозрачный гель, отчего Микаса вздрогнула и со смешком произнесла застенчивое «холодно». Он увлечённо провёл трепещущим естеством по тонкой дорожке жестковатых чёрных волосков, вдоль сочащихся нижних губ, раскрывая их и слегка погружаясь внутрь. Ритмично заскользив, опустился к румяной, истерзанной поцелуями пышной груди и продолжил с блаженством посасывать её. Микаса прижала к себе голову Эрена и поцеловала взлохмаченную макушку.

― До чего, хороша… До чего вся моя… ― бредил он между ласками.

― Твоя, ― отвечала Микаса, крепче сплетая на его шее руки и подгоняя движениями бедёр миг разрядки. ― Мой самый хороший, самый любимый друг!..

Её прошило экстазом от затылка до пальцев ног ― ярким и густым. Микаса протяжно застонала, крепко вжавшись в Эрена, отрывисто задышала. Притянула к лицу сжатый кулачок и в блаженстве прикусила. На смену пасмурным сумеркам явилась умиротворяющая тьма. Дождь на улице продолжал хлестать траву и напевать выученный наизусть гимн телесной близости. Всё это ― до боли им двоим знакомое и в то же время нечто новое. То, чем должны были стать потраченные на разлуку и страдания далёкие дни. Терапия, исцеление.

― Ложись на спину, ― мягко скомандовала Аккерман. ― Теперь моя очередь.

Он послушно исполнил её просьбу и сделал резкий выдох. Освободившись, наконец, от платья, Микаса подползла на дрожащих коленях по смятому одеялу и подложила Эрену под голову ещё одну подушку, чтобы за её действиями было удобно наблюдать. Раскрасневшиеся щёки, растрёпанные волосы, кружево чокера отпечаталось на бархатной шее, по внутренним сторонам бёдер стекала вязкая влага: «Вот теперь точно похожа на шлюшку», ― не