Взгляд сквозь шторы - Андрей Райдер

– Вот бесстыдница!

– Да не говорите, матушка. И возбудила меня по полной. Стоит так, что хоть сумку вешай, аж зудит между ног, – и он почувствовал, что начинает возбуждаться от этих воспоминаний.

– О боже! – вновь перекрестилась монахиня, но возникло ощущение, что и у нее изменился голос, живой же она человек, такое слушать, хоть и затворница.

– И что прикажете делать? Хватаю я жену, и в кусты. Она аж растерялась, бедная, от такой моей прыти. Прижал ее к дереву, наклонил чуть и давай жарить сзади. Только писк стоит, – нужны такие подробности-то, матушка? – спохватился он, поняв, что увлекся.

– Чем подробней вспомнишь, тем лучше, главное – раскаивайся, – и, дотянувшись до графина, монахиня налила себе холодной воды.

– А я и раскаиваюсь, – вытер он испарину со лба. Нелегко ему давалась эта исповедь. – Ну вот. Чувствую, кусты, вроде, рядом шевельнулись, да ладно, ветер, думаю. Еще пониже жену наклонил, и ну любить ее дальше. Кончил, правда, быстро, так возбудился. Возвращаемся опять к костру, а подруга эта подмигивает, хохочет вновь, чувствую, подглядывала, зараза такая.

– Совсем обнаглела!

– Да не говорите! Ни стыда, ни совести. А гулянка между тем продолжается, и атмосфера все привольней. Многие уже и у костра голыми сидят, сиськи, по крайней мере, не скрывают. Подруга эта в том числе. А грудь у нее, я вам скажу, что надо. Да и попа тоже, впрочем; мы как купаться вновь пошли, я ее получше разглядел (специально булками своими перед носом моим крутила).

– Ну что ты будешь делать! – теперь уже голос монахини явно подсел, видно, взволновала ее эта история.

– И я о том же, – и он почувствовал, что штаны становятся ему тесными. – И у меня, само собой, опять встал. Как у подростка прямо, сам себе удивлялся. А жена уже, как назло, совсем пьяная. Какой там секс, развезло ее, на руках из воды тащу, а член стоит. Подруга смотрит на эту картину, хохочет опять, весело ей, видите ли, и воздушный поцелуй мне шлет.

– Шельма!

– Ага. Есть у вас вода, матушка? – выглянул он из-за перегородки.

– Есть, – вид у монахини был уже слегка обалдевший, и ему показалось, что она отдернула от промежности руку, а ряса у нее немного задрана. Видно, нелегко порядочной женщине было выслушивать такое. – Присядь, сейчас принесу, – встала она со скамьи. – И себе заодно подолью.

Он опустился на ее скамью, только теперь почувствовав, что устал стоять за перегородкой. Член у него вовсю стоял от всех этих воспоминаний, а голова немного кружилась, и он невольно проводил глазами зад монашки. Выглядел тот, между прочим, вполне аппетитно, несмотря на нелепую рясу.

– Держи, сын мой, – протянула ему стакан монахиня, сев рядом. Рука у нее слегка дрожала.

– Можно, я дальше сидя буду исповедоваться? Устал стоять.

– Можно, – жадно отхлебнув воды, кивнула монахиня. – А то стула у меня тут свободного нет, за перегородку тебе поставить.

– Ну, тогда дальше вспоминать буду.

– Давай, сын мой, кайся.

– Стали мы домой собираться. Кто-то уже разъехался, и машин было мало. Пришлось битком размещаться. Мы сели в джип приятеля той подруги. Утрамбовались, как могли. Жену мою укачивать стало, и ее посадили вперед, а мы сами пристроились на третьем, раскладном сидении джипа, считай, в багажнике. Еле-еле вдвоем поместились. На втором ряду еще четыре человека сидело, а мы позади всех, среди сумок, но не пешком же идти.

– Ну, конечно! Это ты с ней, получилось, рядом оказался.

– Точно, – усмехнулся он, – а она в придачу – полуголая.

– Как это? – и, явно волнуясь за него, монахиня облизнула губы.

– Тонюсенькая блузка и юбчонка. Белья надевать не стала. Я-то, честно говоря, подсмотрел ненароком, когда она одевалась, – проговорился он. – Вышло так.

– Ну, совсем сдурела баба! – возмутилась очередной раз монахиня, а сама между тем тоже была без трусов. Нравилось ей, как снизу продувает под рясой, тем более что в этот день было жарко.

– И вот представьте себе. Сидим мы с ней, тесно прижавшись, рядом. Вот почти как мы с вами сейчас, – скамейка у монахини в келье была небольшой, и они действительно сидели плотно. – Машина качается на ухабах, и бедра наши трутся. У меня от этого ощущения еще пуще встал.

– О Господи! – перекрестилась трясущейся рукой монахиня. – Прости и помилуй.

– Ага, – и он вдруг почувствовал тепло ее бедра. – А я ведь при этом знаю, что она без трусиков, и это меня еще сильнее возбуждает.

– П…почему, сын мой? – голос у монахини вдруг сбился.

– Ну, как бы ощущение доступности возникло. Задирай юбку, и все. Там же сразу все открытое, и мне эта мысль в голову лезет… не переставая, – и он почувствовал, что его голос тоже садится.

– Н…ну да, – задумчиво протянула монахиня, – и ее это, наверное, тоже… возбуждало. Ощущение… это.

– Ага, и я это вдруг ясно почувствовал. Ее возбуждение.

– К…как почувствовал? – монахиня вдруг стала чуть заметно дрожать.

– А по дрожи почувствовал. Как бы мелкий озноб у нее появился. Ну а мне от этого просто в голову ударило. Сидишь вот так вплотную с женщиной и чувствуешь, как ей хочется. Ощущаешь, как в ней желание закипает. Понимаешь, что она течь начинает. Мокнет вся уже, а трусиков на ней нет. У меня напрягся так, что штаны начали трещать.

Дрожь монахини становилась все более явной. Щеки у нее покраснели. Дыхание стало чаще. Он ясно ощутил, что она закипает. Член у него стоял уже колом. Взгляд монахини непроизвольно опустился на его явно выпирающий бугор и как-то на нем задержался. Буквально с трудом подняв глаза, она затуманенным взором посмотрела ему в глаза.

– С…срам-то к…какой, – заикаясь, прошептала она. – А д…дальше ч…что?

– И, видно, почувствовав это мое состояние, она положила мне руку на ширинку. Положила и начала гладить.

– Разврат-то к…какой, – еле слышно выдохнула монахиня.

– И тут я ощутил, что окончательно дурею… Руки сами полезли к ней под юбку. Не хотел, ей-богу, сами.

– П…понимаю, что с…сами. Б…бес попутал.

– Ага, вот так полезли… сами, – и он вдруг осознал, что непроизвольно гладит ногу монахини, постепенно задирая ей рясу. Став буквально пунцовой, та сидела не шелохнувшись и только все сильнее начинала дрожать. – А она между тем расстегнула мне ширинку, – не прекращал свой рассказ он, – достала член… Да что там достала, он сам как бешеный на свободу выпрыгнул. Достала и давай его ласкать пальчиками, – и, продолжая одной рукой задирать рясу монашки, он второй расстегнул штаны, извлекая стоящий колом член.

Независимо от ее воли рука монахини потянулась к его члену, и она обхватила его ладонью. Между тем он добрался до ее промежности и обнаружил, что там нет трусов. Застонав, монахиня чуть раздвинула ноги, и его пальцы нащупали набухшие половые губы. Судорожно вздрогнув, монахиня поперхнулась воздухом.