Kurohibi. Черные дни - Gabriel

слезливые стоны девушек приподнялся и радостно прокричал:

— Слушайте все! Этот достопочтенный господин объявляется Королем! Крысиным Королем! Сегодня он правит балом и ему будут вознесены все почести и будет предоставлено право выбора своей принцессы.

Подлетев к толстяку, он без лишних слов схватил тучную фигуру за плечо, рванул за собой охнувшего парня сквозь толпу и поставил его рядом с девушками.

— Выбирай.

Каедэ, приметив нависшую над собой гору жира, на секунду умолкла, перестав мычать, широко распахнула свои сине-зеленые глаза под очками, и вдруг пронзительно заревела, мгновенно залившись слезами. Аой в отвращении замотала головой, будто ей в лицо бросили сгнившую тушку опоссума, и сквозь в ужасе скривившуюся мину донесся ее жалостливый отчаянный плач. А Сацки, обнаружи над собой толстяка, замерла, остановила на нем остекленевший взгляд и будто окаменела, лишь мелко затрясшись.

— Выбирай, — сладким голосом произнес Синдзи. — Они все твои. Отомсти им за всю боль и унижения, которые ты перенес.

— Я… я… — тихо промямлил он.

— С какой хочешь начать? Смелее, они беспомощны и не причинят тебе вреда.

— Я… хочу… — толстяк покраснел и в смущении опустил взгляд. — Ту, что в центре…

Сацки, и так уже обледеневшая, теперь словно провалилась в бездну ужаса, поглащаемая пучиной омерзения, гнева и страха, онемев и сузившимися зрачками уставившись на толстяка. А Синдзи сам подобрался к девушкам, стянул с них кляпы, и комнату тут же залил оглушительный крик.

— НЕ-Е-ЕТ, ПОМОГИТЕ, СПАСИТЕ!!! — заверещала блондинка, но быстрый удар в живот мигом заткнул девушку, скатив ее вопль до сдавленного плача.

— Прекратите, это… хватит… — низким голосом зашептала Аой, будто ее разум отказывался воспринимать происходящее. — Вы все ненормальные… психи…

Синдзи к этому моменту вернулся к толстяку и без церемоний расстегнул ремень на его брюках, преодолев сумбурное сопротивление.

— Чего ты возишься? Доставай свой шланг и трахай их хоть всех разом.

Тот хоть и стал мяться, стыдливо прикрывая пах руками, но все же Синдзи удалось спустить с него штаны с трусами и высвободить чуть налившийся пенис, такой же толстый и рыхлый, как он сам. Остальные парни затаились, задержав дыхание.

— А теперь бери свой жезл руками. Бери, тебе говорю! — тот затрясся, но подчинился. — Оголи головку.

— А?..

— Натяни крайнюю плоть на себя, как делаешь это, когда дрочишь! Ну же, смелее, не говори мне, что ты и в этом плане девственник. Вот так. Теперь поднеси к ее бедрам, а я подержу ее ноги.

Синдзи подтянул колени Сацки к грудям, и та, наконец, вышла из прострации:

— Нет… Нет!.. НЕ-Е-Е-ЕТ!!! Уберите этого урода от меня!!! Ублюдки!!! Не прикасайтесь ко мне, ничтожества!!! Куски говна!!! Как же я вас всех ненавижу!!! НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!!

Под леденящим кровь в жилах пронзительным криком ярости, страха и отчаяния обе девушки, еле оторвав ошарашенный взгляд от пухлого члена толстяка, сорвались вслед за ней.

— Прошу вас, умоляю, не трогайте меня!.. — навзрыд заверещала Каедэ, заливая красное от напряжения лицо слезами и зажмурившись в ужасе. — Отпустите, я вас очень прошу!.. Мамочка, маменька, забери меня отсюда!.. Мамочка, папа, умоляю, спасите!.. Мама… Ма-а-ама-а…

— Не может быть… невозможно… этого не может быть… — Аой замкнулась в себе и с потерянным видом тихо что-то залепетала, будто ее разум уже надломился от шока.

Толстяк озадаченно поднял брови, сжался и с грустью в глазах взглянул на Синдзи.

— Кажется, они этого не желают…

— Будешь каждую спрашивать — так и останешься ни с чем. Будь мужчиной, прояви, наконец, уже инициативу.

— Но я… — жалобно пробубнил он.

— Хватит отговорок, — Синдзи чуть развел бьющиеся бедра девушки вбок, отчего ее губки разошлись в стороны. — Хватай и дери, сейчас или никогда!

— Х-Хорошо!.. — будто найдя в себе единственную каплю решительности, а скорее всего покорно согласившись под давлением Синдзи, он нервно схватил уже изрядно напрягшийся пенис, закрыл глаза и приблизился к брюнетке.

— Ты что делаешь, мудак?! — взвизгнула она, когда головка коснулась ее бедер совсем рядом с киской, и со все более наполняющим голос отчаяньем заверещала: — Уйди от меня, говнюк!!! Не смей!!! Прекрати!!! Хватит!!!

— Глаза открой, дубина, — цыкнул Синдзи. — А то обломаешь еще себе чего-нибудь.

— А… Ага…

Толстяк подчинился и, тяжело дыша от постепенно охватывающего его возбуждения, трясущимися руками повел головку к дырочке влагалища, оставляя липкий след уже начавшего выделяться предэякулята.

— НЕТ!!! УЙДИ ОТ МЕНЯ!!! СТОЙ!!! Я ТЕБЯ УБЬЮ!!! Я вас всех убью!.. Ненавижу… всех…

И тут Сацки сломалась. Захлебнувшись в слезном порыве, надрывно заревев, она вдруг разразилась глубоким мучительным плачем, моментально утопив свои пронзающе-серые глаза в слезах, захлюпав от потекших по лицу соплей и залившись краской от сдавленного напряжения.

— И… извините… — запыхтел толстяк, стесненно пытаясь нащупать членом вход во влагалище, — это… сейчас… получится…

И тут скорее по воле случая головка скользнула по мягким аккуратным полоскам малых губ, углубилась в ямочку нежной гладкой плоти и по инерции соскользнула в бугристую плотно стиснутую пещерку. Девушка взвыла с новой силой, захлебываясь в слезах и выдавливая из себя навзрыд:

— Ненавижу!.. Ублюдки… мудаки… Вы… вы… испортите меня… грязные скоты… Я не смогу жить… после этого… поэтому… хватит… Прошу… стойте…

— Там… — с напряжением в голосе выдохнул толстяк, — не проходит…

— Надави, — оскалился Синдзи.

— Т-Точно?

— На все сто.

Задрожав от возбуждения, отчего пласты жира затряслись по всему телу, словно густое желе, он ухватил девушку за бедра и осторожно, все еще боязливо стал вводить член во влагалище.

— Мгкх… — донесся сдавленный стон боли сквозь стиснутые зубы, и по щекам девушки побежали ручейки слез из широко раскрывшихся, замерших на остроте чувств глаз.

И тут преграда внутри киски лопнула, член с легкостью скользнул внутрь и из-под приоткрывшихся лепестков губ прыснули ярко-красные капли крови.

— ГХА-А-А-АХ!!! — резко изогнувшись, выдавила из мгновенно сковавшейся в напряжении груди Сацки, а потом вдруг запрокинула голову назад, мучительно скривившись, и заскулила в долгом протяжном плаче.

Толстяк, поначалу замерев, будто остолбенев от переизбытка чувств, вдруг расплылся в безумном сладостном восторге, чуть двинул бедрами и после короткой паузы начал исступленно водить тазом вперед и назад, резко погружая член в напряженную, покрытую слоем крови плоть и раздвигая воспаленные дольки губ.

— Кха!.. — зажмурившись, выдыхала брюнетка при каждом входе сквозь отчаянный,