Ларец - Елена Чудинова

— Ты пропадаешь-то где? — недовольно спросила Нелли, швыряя треуголку на большой ларь в изголовье кровати. — Небось и не знаешь, кого тут Катька в гости притащила.

— Знаю, — Параша хитро усмехнулась. По весеннему холоду и она ходила еще с покрытою головой, но не в платке, как прежде, а в странном сером уборе, немного похожем на монашеский, что назывался убрус. Нелли уж и забыла, когда смешенье ойротских мод со старомосковскими и китайскими, господствовавшее в Крепости, сделалось для нее привычно. — Может, и поболе твоего знаю, Нифонт-то с утра до тетки Харитины приходил. Ну а я как раз у нее была, чагу толкла в ступе.

— А чего у нее-то Нифонту нужно?

— Что ж он, по-твоему, сам кощеево зелье варить станет? Шалишь, этого ему не сладить.

— Какое зелье? — поперхнулась Нелли.

— Кощей, по-старому раб. Вроде как вольной воли человек лишается, как изопьет.

— Для ботаника, что ли? — Нелли аж подпрыгнула.

— Для кого ж еще.

— То-то узнает, какие здешние травы. Хотя нешто он дурак, хлебать такую дрянь?

— От жажды помереть не захочет, так небось выпьет, — Параша улыбнулась ласковою улыбкой. Положительно, сей старый убор личил ей больше деревенского плата или мещанской шали. Или не в уборе было дело? — Ох и зла Харитина-то, варить не хочет. Я уж убежала от нее, не ровен час под руку попасть.

— Неужто такое зелье подзатыльника не стоит? — не поверила подруге Нелли.

— Так она и станет мне рассказывать-показывать.

— Чего ж ты тогда именинницей глядишь?

— Да денек больно хорош, на небе, глянь, ни облачка… — Параша заботливо отдернула занавеску.

Нелли, не обращая вниманья на сие несомненное притворство, подтащила тяжелый табурет в красный угол. Обернутое носовым платком украшение мирно таилось за образами.

— Что за срам такой в святом месте прячешь? — Параша уже заглядывала Нелли через плечо. — Бабы ровно из бани, да еще какие страхолюдные.

— А где ж мне прятать? — резонно возразила Нелли, любуясь солнечною игрою на золотых фигурках. — Нифонт снял с тартарина убитого, а потом Сирин пришел, да все и забыли о нем. Я сперва в кармане таскала, да неудобно в нем, большое слишком. Ты получше гляди, может, еще чего заметишь, кроме срама-то.

— Быть того не может, касатка! — Параша в изумлении поднесла ладонь к губам, словно хотела зажать себе рот. — На страшиле-то на голой — твое украшенье из меди-золота!

— Да не страшила это, а негритянка просто! У них не только кожа черная, еще и губы широки, а волос курчав. Негритянка, чуешь, как та, как Настасья Петровна, и носит не на шее, на голове!

— Так откуда ж княгине было знать, на чем такое носят?! Небось тетка при ней в эдаком виде не разгуливала! Это вить, касатка, ихняя басурманская корона! Катьке показывала?

— Не успела. — Пальцы Нелли вдруг задрожали, и солнечные блики так и запрыгали по щитку. — Она уж ускакала. А больше никому и не хочу показывать. Ну как опять без толку.

— Без толку, нет ли, а ты корону-то царскую примерь, — рассудительно заговорила Параша, оглаживая Нелли по плечам. — А я за дверью-то постерегу, авось в окно никто на сей раз не сунется.

Девочки засмеялись: давешний тартарин теперь вовсе не казался страшен даже Нелли.

Дубовая резная дверь даже не скрипнула, закрывшись за Парашей.

Золотая пластинка, как только раньше в голову не пришло, пристроилась как дома. Зачем было другие тайники выдумывать? Честно-то сказать, украшение не Неллино, в ларце ему вроде и не место. С другой стороны, тартарин на кого напал? На Нелли, значит, и вещица тож Неллина. Неужто все другое, что тут лежит, пращурами в ювелирных лавках покупалось? Небось не первая то добыча с остывающего тела.

Зато сие первый Неллин вклад в фамильный ларец, так-то!

Оришалк грустно блеснул на самом дне. Ничего, глядишь, мы сейчас с тобою развеселимся. Поднявши свившихся змей обеими руками, Нелли осторожно возложила ее на голову, словно самое себя коронуя царицею негритянской страны.

Черный камень приятною тяжестью лег на лоб, змеи бережно, словно подлаживаясь под Неллину голову, изогнулись на висках, подхватили хвостами затылок. И как могла вспасть в голову такая блажь, будто это колье?

Нелли так и потянуло к зеркалу — небольшому старинному зеркальцу со створками, как у окошка. Представшее ей зрелище было куриозно: из окошка выглядывал мальчишка-недоросль с небрежно заплетенною, даже не напудренною косой, с неприлично тронутыми горным загаром щеками. Верх коришневого сюртучка (в зеркало влезли только голова да плечи) казался до того видавшим виды, что годился разве на слугу. А на голове у мальчишки сидела горделивая корона негритянских царей.

Нет, не царей, только цариц! Нелли не сомневалась отчего-то, что корона была единственно женская. Слишком уж изящно и плавно изгибались змеи, споря своим сверканием с более светлым блеском ее собственных волос. Улыбнувшись сама себе, Нелли торопливо расплела вовсе ненужную косу. Слава Богу, мальчишка исчез! Густые пряди заструились из-под змеиного кольца, укрывши жалкое сукно одежи. Странное дело! Они слегка завивались теперь, ее волоса, словно научились у змей! Волосы и змеи были теперь заедино, всего лишь сверкающим обрамленьем черного каменного глаза. Что ж ты видишь перед собою, каменный глаз?

Стекло вдруг странно потускнело, окрасившись красно-коришневым маревом, словно зеркальце проложили сзади медным листом. Или то в глазах зарябило от оришалка?

Нелли все не могла оторвать взгляда от себя самой, пусть и плывущей сквозь рыжий туман, от своих расширившихся глаз, казалось глядевших теперь одними зрачками, черными, словно камень, от камня, пульсирующего, как ее зрачки. Три черных глаза.

Голова пошла кругом, и Нелли на мгновение прикрыла ладонью глаза. Странно, вся горница была полна зеркальных отсветов — медью, золотом, медом, ромашковым настоем, залившим темные углы. И в самом дальнем углу, за лежанкою, играла на полу чернокожая девочка годов трех. У нее тоже была змея, одна, но живая, и малютка, белозубо улыбаясь, норовила свить ее в кольцо на своих непослушных кудрях. Змея недовольно шипела, широко разевая пасть, но девочка перехватывала ее полупрозрачною голой рукою за хвост, трясла головою вниз, цеплялась кулачком под самую челюсть, вновь бесстрашно пыталась заплести змею, словно невинный венок…

Нелли кинулась к маленькой негритянке, споткнулась носком сапога о ковер, пошатнулась было, удержалась на месте. Никакой малютки, само собой, в светлице не было. Жаркие отблески таяли, словно лед на солнце. Вот уж нету ни ромашки, ни меди, ни меда, и корона слишком тяжела для тяжелой головы.

— Парашка! — слабо окликнула она, высвобождаясь из тяжелого украшения.

Подруга появилась почти сразу, словно стояла под самой дверью, впрочем, так оно, вполне вероятно, что и было. С испугою в лице Параша кинулась к Нелли, опустившейся прямо на ковер посередь горницы, там же, где и споткнулась.