По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Солнце продолжало свой путь, да и луна все кружила и кружила по небу напротив солнца – серебряный диск против диска золотого. Глядя на этот мертвенно-бледный призрачный лик, такой блеклый на фоне яркого солнца, трудно было представить, что он обладает такой силой, которая может взволновать огромные ледяные поля, силой, которая способна даже сейчас, когда мы находились практически в виду цели, выставить перед нами преграду – непреодолимую полынью.

Всю долгую зиму луна была нашим другом: она давала нам свет. Благодаря ей мы каждый месяц могли охотиться целую неделю. Теперь она уже не казалась нам другом, ее присутствие грозило нам опасностями и воспринималось со страхом. Ее сила, которая раньше приносила нам пользу, теперь могла стать источником неисчислимых бед.

Когда, проспав нескольких часов, мы проснулись утром 3 апреля, погода все еще была ясной и тихой. В начале перехода нам пришлось пробираться через огромные скопления тяжелого торосистого льда, пуская в ход ледорубы. Это несколько задержало наше продвижение, но пробившись через старые льды, мы постарались наверстать упущенное время. Так как стоял полярный день и дневной свет сопровождал нас все время, мы могли продвигаться, не привязываясь к времени суток, а спать как можно меньше. Мы снова прошли в быстром темпе, потратив на это, как и раньше, 10 часов и проделав всего лишь 20 миль пути из-за того, что поначалу задержались, расчищая дорогу ледорубами, а потом нас ненадолго задержала узкая полынья. Мы были на полпути к 89-й параллели, и здесь я вынужден был затянуть пояс еще на одну дырочку.

Во время этого перехода мы видели гигантские торосистые гряды, но, к счастью, они не лежали на нашем пути. Весь день со всех сторон раздавались звуки крушащегося и стонущего льда, но движения льдов не наблюдалось. Либо, освободившись от давления ветра, лед успокаивался и приходил в равновесие, подаваясь к северу, либо ощущал влияние весенних приливных течений, связанных с активностью Луны. А мы все шли и шли вперед, и мне не стыдно признаться, что у меня часто-часто стучало в груди сердце и я уже, казалось, нюхом чуял дыхание успеха.

По мере того, как проходили дни, даже эскимосы, несмотря на усталость после длинных переходов, стали проявлять оживленную заинтересованность. Как только мы останавливались на стоянку, они тут же залезали на ближайшую ледяную вершину и принимались напряженно всматриваться вдаль, повернувшись в сторону севера: не виден ли там полюс? Почему-то в этот раз они были уверены, что мы обязательно до него дойдем.

После короткого сна в ночь с 3 на 4 апреля мы незадолго до полуночи снова двинулись в путь. И погода, и скорость продвижения были еще лучше, чем накануне. Поверхность льда, за исключением время от времени попадающихся на пути торосов, была ровная, как по краю ледника от Хеклы до мыса Колумбия, вот только лед был тверже. В душе я ликовал при мысли, что, если продержится хорошая погода, я смогу завершить намеченные мною пять переходов к полудню 6-го числа.

Наш переход снова длился 10 часов, и мы отмотали как минимум 25 миль без остановок, собаки шли быстрым шагом, иногда переходя на бег. В тот день со мной случилась небольшая неприятность: я споткнулся, когда бежал рядом с упряжкой и полоз нарт проехал по моей правой ступне, но боль была не такая сильная, чтобы помешать мне продолжить путь.

Ближе к концу дня мы пересекли полынью, около сотни ярдов в ширину, по молодому льду, такому тонкому, что, ведя за собой собак, мне пришлось не шагать, а скользить, передвигаясь широко, по-медвежьи, чтобы равномернее распределить вес тела по ледовой поверхности. Погонщики в это время пустили собак с нартами бежать, как им вздумается, а сами скользящим шагом перебрались через полынью. Последние два человека перебирались на другую сторону на четвереньках.

Я с замиранием сердца наблюдал за ними с противоположной стороны и видел, как лед прогибается под тяжестью нарт и людей. Как только одни нарты приблизились к северной стороне, один из полозьев прорезал лед, и я с ужасом ожидал, что в следующее мгновение все – и нарты, и собаки – провалятся под лед и пойдут ко дну. Но этого не произошло.

Этот рывок напомнил мне тот день около трех лет назад, когда мы, чтобы спастись, предприняли отчаянную попытку снова перейти «Великую полынью» по такому же льду, как этот – льду, который прогибался под нами и о который я несколько раз порезал палец на ноге, когда скользил по нему на своих длинных лыжах.

В этих широтах у человека, который будет дожидаться, пока лед станет совершенно безопасным, мало шансов продвинуться далеко. Путешествуя по полярным льдам – хочешь не хочешь, приходится рисковать. Часто выбор у человека не велик: утонуть, если продолжишь путь, или умереть от голода, если остановишься. И тогда он, бросая вызов судьбе, выбирает более короткий и менее мучительный, на его взгляд, исход.

В ту ночь на нас навалилась страшная усталость, но, вместе с тем, мы были очень довольны тем, что так далеко продвинулись вперед. Мы были почти на 89-й параллели, и я написал тогда в своем дневнике: «Дайте мне еще три дня такой погоды!» Температура в начале перехода была минус 40°. В ту ночь я собрал всех слабых собак в одну группу и занялся их ликвидацией, чтобы обеспечить пропитание остальных – настала необходимость так поступить.

Мы остановились на короткий ночлег и ранним вечером того же дня, 4-го апреля, снова бросились вперед. Температура была минус 35°, проходимость такая же, но нарты всегда тащить легче, когда температура повышается, и собаки большую часть пути бежали рысью. В конце марша мы приблизились к полынье, раскинувшейся и на юг, и на север, и поскольку молодой лед был достаточной толщины, чтобы удерживать нарты с упряжками, мы продолжали двигаться в течение еще двух часов, собаки шли галопом и разматывали милю за милей так, что радовалось сердце. Легкий ветерок, дувший с юга первые несколько часов марша, сменил направление на восточный и усиливался с каждым часом нашего пути.

Я и не смел надеяться на такой прогресс, какой нам удалось сделать. Однако жгучий холод был бы непереносим, если бы нас не защищало непоколебимое стремление дойти до цели. Резкий ветер обжигал наши лица, так что лопалась кожа и еще много дней после этого, каждый раз, когда мы останавливались в лагере на ночлег, мы не могли уснуть от боли. Эскимосы очень жаловались и в каждом лагере укутывали своей меховой одеждой лица, поясницу, колени и руки. Жаловались они и на отмороженные носы, чего я раньше никогда за ними не замечал. Воздух был острый и обжигающий, как замороженная сталь.

В следующем лагере я уничтожил еще одну собаку. Исполнилось ровно шесть недель, как мы покинули «Рузвельт» и у меня было ощущение, что цель замаячила в поле зрения. У меня был план, если погода и лед позволят, пройти большую дистанцию, на полпути «вскипятить чайник» затем двинуться снова без сна и постараться наверстать те пять миль, которые мы потеряли 3-го апреля.