Площадь и башня. Cети и власть от масонов до Facebook - Ниал Фергюсон

Лоренцетти снабдил центральную аллегорическую фреску пояснительной надписью: “Эта священная добродетель [Справедливость] там, где она царит, побуждает к единению многие души [граждан], и они, сходясь вместе с таковым намерением, приносят Общее Благо [ben comune] своему Господину, а тот, правя своим государством, решает никогда не сводить глаз с сияющих лиц Добродетелей, восседающих кругом него. И потому ему торжественно предлагают подати, подношения и господство над городами, и потому без войны исполняется всякая гражданская повинность – полезная, необходимая и приятная”. В левой части стены сидит фигура Справедливости, над ней – небесная Премудрость, а по бокам – красный и белый ангелы, которые олицетворяют аристотелевские добродетели: коммутативную и дистрибутивную справедливость. Справа изображена еще более крупная фигура – бородатый старец, явно олицетворяющий Общее Благо (ben comune), то есть городскую власть самой Сиены[1510]. Справа от старца (для зрителя слева) – полулежащая в почти эротической позе фигура Мира с оливковой ветвью и более строгие фигуры Силы и Благоразумия[1511]. По другую руку от него расположились Великодушие, Умеренность и (еще одна) Справедливость, или Правосудие. Над ними парят Вера, милосердная Любовь и Надежда[1512].

Однако для современного зрителя больший интерес представляют менее крупные фигуры, изображенные в нижнем ряду, под ярусом перечисленных гражданских добродетелей. Ниже более крупного олицетворения Справедливости (слева) восседает Согласие, а рядом с ней в ряд выстроились двадцать четыре представителя popolo grasso (буквально – “жирного народа”) – состоятельных горожан, из числа которых и избирались девять сменных правителей. Что удивительно, каждый из них держит веревку, сплетенную из двух прядей: эти пряди тянутся с разных чаш весов, которые держит Справедливость, а Согласие сплетает их воедино. Горожане передают веревку фигуре Общего Блага, и она оплетает ее правое запястье[1513]. По мнению Квентина Скиннера, это решает давний спор и подкрепляет гипотезу, что вся фреска задумывалась как прославление республиканского самоуправления и иллюстрирует слова Брунетто Латини: благо народа требует того, чтобы “signorie [власть] принадлежала бы самой общине” горожан[1514]. А еще можно заметить, что придуманный Лоренцетти образ веревки, связывающей городскую элиту в единое целое и соединяющей их с символическими началами справедливости и народного государства, предвосхитил современное представление о социальной и даже политической сети[1515].

Пускаясь в подобные истолкования, всегда рискуешь впасть в анахронизмы. Лоренцетти совершенно четко указывает на то, что неотъемлемая часть доброго правления – крепкая военная сила: рыцари в доспехах грозно возвышаются не только над преуспевающими бюргерами, но и над захваченными военнопленными, которые связаны уже совсем другой веревкой. И все же современный зритель наверняка удивится тому, что в той части восточной стены, где изображены две мирные сцены – в самом городе и в его сельской округе, contado, – солдаты отсутствуют.

Приводились убедительные доказательства того, что городской пейзаж на восточной стене – это “буквально видение” аллегорической фигуры Мира, изображенной на северной стене[1516]. Совершенно ясно, что этот город представляет саму Сиену: в левом верхнем углу мы опознаем ее городской собор (duomo), в центре – ворота Порта-Романа и, наконец, находящийся неподалеку порт Теламон (Таламоне)[1517]. И все же это идеализированная Сиена, воплощающая образ “космической гармонии общинной жизни”. Опять-таки художник обстоятельно объясняет, что именно следует увидеть зрителю:

Взглянув на фреску мельком, можно сделать ошибочный вывод, будто единственный “благой плод” справедливого правления – экономическое процветание. Однако, как и отметил святой Бернардин, не все занятия горожан сводятся к коммерции. Еще мы видим, например, как учитель наставляет учеников, а в центре изображены танцоры. Можно почти не сомневаться (несмотря на их внешний облик), что эти молодые люди водят хоровод – он назывался tripudium[1518], – выражая ликование по поводу царящего мира. Да и сельская сцена мирной жизни изображает не только торговлю и полевые работы, но и охоту. “Без страха, – гласит надпись в верхнем левом углу, – всякий может спокойно проезжать по дорогам, пахать и сеять, покуда в этой общине будет царить эта дама [Справедливость], ибо она отобрала всю власть у злодеев”.

Разительный контраст всему этому являет картина раздираемого войной города на западной стене. Если на северной стене выделяются крупные аллегорические фигуры, то здесь восседает огромный Тиран (Tyrammides) – инфернальное косоглазое чудовище, рогатое и клыкастое. В правой руке он держит кинжал, а ногой попирает козла. Над этим тираном парят Жадность, Гордыня и Тщеславие. Слева от чудища – Жестокость, Измена и Обман; справа – Ярость, Раздор (пилящий сам себя плотницкой пилой) и Война[1519]. У ног тирана лежит Справедливость – беззащитная, связанная по рукам и ногам. Хотя значительные участки нижней части фрески утрачены, все же можно различить сцены убийства, нападения и разрушения собственности. “Из-за того, что каждый стремится лишь к собственной выгоде, – читаем мы в сопроводительной надписи, – в этой земле Справедливость подчинена Тирании, и потому по этому пути никому не пройти без боязни за свою жизнь… ибо грабежи чинятся и за городскими стенами, и внутри”[1520]. Высказывалось предположение, что этот злосчастный город изображал Пизу – давнюю соперницу Сиены[1521]. Вероятнее всего, он был призван проиллюстрировать полную противоположность Сиены: город, находящийся под автократическим правлением и потому лишенный и мира, и процветания. Первоначально на нижнем фризе фрески располагались портреты императоров-тиранов древности (Нерона, Каракаллы, Геты и Антиоха)[1522].