Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов - Жюль Верн

Строгов, опустившись на землю, искал его на ощупь.

Вдруг Серко снова залаял и бросился к гигантской хищной птице, которая подлетела, чуть не стелясь по земле.

Это был стервятник. Когда Серко кинулся на него, он взлетел, но тотчас снова ринулся вниз и ударил пса! Тот еще успел прыгнуть на птицу!.. Но чудовищный клюв обрушился на собачью голову, и на сей раз Серко упал мертвым.

В то же мгновение у Нади вырвался крик ужаса:

– Вот!.. Вот он!

Из земли торчала голова! Надя споткнулась бы об нее, если бы не очередной всполох яркого света, хлынувшего с неба на степь.

Надя упала на колени возле этой головы.

Закопанный в землю по самую шею согласно гнусному азиатскому обычаю, Николай был брошен умирать в безлюдной степи от голода, жажды, от волчьих зубов или клювов хищных птиц. Кошмарная пытка: жертву, приговоренную к подобной казни, держит в плену сама земля, она давит несчастного, ему не выбраться, его руки связаны и прижаты к телу, каку трупа в гробу! Тому, кто заживо погребен в этой тесной глиняной раковине, разломать которую нет сил, остается лишь призывать смерть, чей приход так нестерпимо медлителен!

Вот уже три дня, как бухарцы закопали здесь своего пленника!.. Трое суток Николай ждал помощи, сознавая, что она если и придет, то слишком поздно!

Стервятники приметили его голову, торчавшую из земли, и вот уже несколько часов пес защищал своего хозяина от хищных птиц!

Михаил Строгов стал раскапывать землю ножом, спеша освободить живого друга из этих могильных тисков!

Глаза Николая, до сей поры закрытые, открылись.

Он узнал Михаила, Надю. И прошептал:

– Прощайте, друзья. Рад, что довелось снова вас увидеть. Молитесь за меня!..

Это были его последние слова.

Строгов продолжал разрывать землю, крепко утоптанную, твердую, как скала. Наконец ему удалось извлечь оттуда тело несчастного. Михаил прислушался, еще надеясь различить биение сердца. Нет, оно больше не билось.

Тогда он решил похоронить умершего, не оставлять его в степи без погребения. Принялся расширять эту дыру, в которой Николай сгинул заживо, и сумел увеличить ее настолько, чтобы уложить туда мертвеца! Верный Серко должен был упокоиться здесь же, рядом со своим хозяином!

В этот момент на дороге послышался сильный шум, причем довольно близко, за полверсты, а то и меньше.

Строгов навострил уши.

И сразу понял, что это за звуки: отряд всадников скакал к берегу Динки.

– Надя, Надя! – окликнул он, понизив голос.

Девушка, до этой минуты погруженная в молитву, вздрогнула, выпрямилась.

– Смотри! – шепнул он ей. – Смотри!

– Бухарцы! – пробормотала она.

Это и впрямь был авангард эмира, во весь опор скачущий к Иркутску.

– Они не помешают мне похоронить его! – сказал Михаил Строгов.

И снова приступил к своей работе.

Вскоре тело Николая со сложенными на груди руками было опущено в могилу. Михаил и Надя, преклонив колена, помолились за упокой его души, отдавая последний долг этому бедняге, доброму и безобидному, которому привязанность к ним стоила жизни.

– Теперь, – сказал Строгов, забрасывая могилу землей, – степные волки не смогут его сожрать!

И тотчас жестом, полным угрозы, протянув руку в сторону проезжающих по тракту кавалеристов, воскликнул:

– В дорогу, Надя!

Однако тракт теперь был в распоряжении бухарцев, Михаил Строгов не мог туда вернуться. Ему оставалось лишь пробираться без дорог по степи, чтобы достигнуть Иркутска в обход. А значит, больше не нужно было заботиться о переправе через Динку.

У девушки уже не оставалось сил идти или хотя бы тащиться. Но смотреть вместо него она могла. Он подхватил ее на руки и зашагал, держась юго-западного направления.

Ему предстояло пройти более двухсот верст. Как одолеть такое расстояние? Какие сломаться под гнетом невыносимых тягот? Чем они будут питаться в дороге? Откуда взять сверхчеловеческие силы, чтобы перейти через Саянский хребет, первые отроги которого окажутся у них на пути? Ни Надя, ни он сам не могли бы ответить на эти вопросы!

Тем не менее, спустя двенадцать дней, второго октября, в шесть часов вечера, у ног Михаила Строгова развернулся огромный водный ковер.

Это было озеро Байкал.

Озеро Байкал расположено в семнадцати футах над уровнем моря. В длину оно тянется верст на девятьсот, в ширину – сто верст. Его глубина неизвестна. Мадам де Бурбулон, ссылаясь на мнение моряков, утверждает, что его подобает называть «господин Море». А если назовешь «господином Озеро», Байкал тотчас приходит в ярость. И однако, если верить преданию, ни один русский там никогда не тонул.

Это огромный бассейн сладкой, чистой воды, питаемый тремястами с лишним рек и речушек и окруженный великолепной грядой гор, имеющих вулканическое происхождение. А вытекает из него одна лишь Ангара, которая дальше, за Иркутском, чуть выше Енисейска, впадает в Енисей. Что же касается гор, опоясывающих Байкал, они образуют еще два ответвления – Тунгусскую гряду и обширную горную систему Алтая.

В это время года приближение холодов уже ощущалось. Как случается в этих краях с их особыми климатическими условиями, осень, похоже, собиралась прежде срока обернуться зимой. Наступили первые числа октября. Теперь солнце исчезало с горизонта в пять часов вечера, и долгими ночами температура падала до нуля градусов. Первый снег, которому предстояло продержаться до будущего лета, уже покрывал белыми шапками вершины гор, соседствующих с Байкалом. Это внутреннее море за месяцы сибирской зимы промерзает на несколько футов, и тогда его поверхность бороздят полозья почтовых саней, телег и прочих экипажей.

То ли из-за недостатка почтительности со стороны тех, кто смеет именовать его «господин Озеро», то ли по другим, более метеорологическим причинам на Байкал нередко обрушиваются яростные бури. Его волны, такие же короткие, как те, что характерны для всего Средиземноморья, весьма опасны для паромов, плоскодонных лодок и пароходов, в летнее время снующих по его поверхности.

Михаилу Строгову нужно было с Надей на руках добраться до северозападной оконечности озера. Что до девушки, можно сказать, что вся ее жизнь теперь сосредоточилась в глазах. Чего, кроме смерти от непосильных тягот и лишений, могли ожидать эти двое на таких диких задворках? А между тем – что оставалось царскому курьеру, стремящемуся к своей цели, из всего этого маршрута длиной в шесть тысяч верст? Всего-навсего пройти по берегу озера шестьдесят верст до истока Ангары да еще восемьдесят оттуда до Иркутска! В общей сложности – каких-нибудь сто сорок верст, три дня пути для крепкого, здорового мужчины, хотя бы и пешего.

Но могли Строгов все еще считать себя таким мужчиной?