Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - Александрa Давид-Неэль

В течение долгих лет я искала по всему Тибету этих инакомыслящих, пребывающих вне официального буддизма, чтобы собрать с их помощью крупицы древних верований и забытых знаний. Поэтому такие странники, попадавшие в поле зрения, неизменно приковывали мое внимание. Мне удалось встретить несколько настоящих мыслителей и побеседовать с ними, но остальные в подавляющем большинстве выделялись разве что своими чудачествами.

Одного из них прозвали «дубтобом», то есть «чудотворцем» (буквально: «достигшим совершенства»), иными словами, человеком, сумевшим обрести магические способности. Этот человек деревенского вида казался вездесущим, ибо он попадался вам на каждом шагу.

Китайские лавочники считали его сумасшедшим, однако суеверные чувства, коренившиеся в глубине их душ, побуждали исполнять многие прихоти «дубтоба». Так, он выбирал среди выставленных товаров какие-нибудь не очень дорогие вещи и уносил их, разумеется, не заплатив. Однако, как правило, «чудотворец» ограничивался тем, что ел в ресторанах или частных домах, куда неожиданно врывался.

«Принесите мне суп! Принесите рис! Подайте мясо! Налейте мне чаю! Налейте водки!» — кричал он повелительным тоном, и простаки спешили ему угодить.

Ожидая, пока принесут еду, «дубтоб» тешил себя, рассматривая предметы, находящиеся в комнате, что нередко заканчивалось плачевно. Я видела, как он схватил несколько изящных фарфоровых чашек, стоявших на полке, и выбросил их в окно, выходившее во двор. Иногда «чудотворец» давил ногами блюдца из чистого или позолоченного серебра, а также тибетские чашки или их красивые крышки в форме пагод. Он вырывал страницы из редких книг и разрывал их на мелкие кусочки. Совершая эти варварские поступки, «дубтоб» постоянно расхаживал взад и вперед по комнате и размахивал руками.

Когда ему приносили заказанные кушанья, он зачастую едва к ним притрагивался, бросая почти все на пол или отдавая случайным людям. Тот, кому была оказана эта «милость», не смел отказаться от риса или лапши, которую мял в своих ни разу не мытых руках дубтоб. Многие полагали, что эта еда может принести им удачу.

Большинство тибетцев верит в благотворное воздействие объедков со стола праведников или великих лам. Рис, остающийся на блюде[154] далай-ламы или панчен-ламы после трапезы, смешивается с массой другого вареного риса, и маленькие порции этой смеси раздаются паломникам. Возможно, ни одна из крупиц кушанья, полученного странником, не лежала на блюде великого ламы, но простаки воображают, что от одного лишь соприкосновения с «подлинными» зернами другие также приобретают целебные свойства. Многие паломники съедают лишь по две-три крупицы порции, когда им ее дают, а остальное бережно уносят с собой. По возвращении домой они снова бросают эту горстку крупы в котел, где варится другой рис, и затем раздают вторичную смесь-друзьям и знакомым. Те свято хранят этот дар, считая его весьма эффективным лекарством от тяжелых недугов.

Вот почему некоторые охотно питались объедками «дубтоба», но этот субъект явно не заслуживал подобного почтения.

Если «чудотворцу» давали одежду, то он носил ее лишь несколько часов, а затем передаривал какому-нибудь первому встречному оборванцу. В основном даже зимой он ходил в одном и том же рубище из серого хлопка, с глубокими, до колена, разрезами с обеих сторон, по китайской моде. В то время как китайцы носят брюки, у «дубтоба» их не было, и когда ветер задирал подол его одежды, то голый до пояса низ оказывался на всеобщем обозрении. То, что этот человек не страдал от холода, нисколько не удивляло тибетцев. Всем известно, что здешние отшельники живут высоко в горах среди сугробов раздетыми.

Я знавала таких подвижников. Они выполняют специальные упражнения для выработки внутреннего тепла, без которого невозможно противостоять окружающему холоду. Я испробовала этот способ и вкратце описала его в своих предыдущих книгах[155].

У «дубтоба» не было постоянного местожительства. Он ночевал в домах, где его привечали, либо неделями жил в какой-нибудь пещере на склоне горы. Порой слишком малые размеры жилища не позволяли человеку уместиться целиком, и какая-нибудь часть его тела оставалась снаружи под дождем и снегом. «Чудотворец» мог так неподвижно лежать сутками без всякой пищи.

По-видимому, ему было лет сорок пять, волосы его частично поседели, но он казался здоровым и сильным. Временами он предсказывал людям судьбу, из-за чего на него ополчились другие местные пророки. Их пререкания с участием городских зевак были необычайно смешными.

Я наблюдала за этим странным типом почти два года. Он был явно не в своем уме, хотя далеко не полным идиотом. Эксцентричное поведение, отнюдь не лишенное хитрости и притворства, давало ему возможность безбедно и вольно жить, не работая. Сколь тяжелым ни казался бы нам подобный образ жизни, крепкий и выносливый тибетский горец из бедноты, очевидно, находил в нем определенную прелесть. «Дубтоб» неожиданно исчез из Дацзяньлу — возможно, благодушию его покровителей пришел конец, и он отправился искать счастья в другом месте.

Психическое расстройство не считается у тибетцев признаком праведности. В Индии же, где много подлинных и мнимых душевнобольных, напротив, их почитают как святых. Дух подобных людей якобы постоянно общается с Богом, и поэтому они теряют всякую связь с окружающим миром, будучи не в состоянии придерживаться даже элементарных правил приличного поведения.

Нередко можно слышать, как эти «святые» бормочут нечто невразумительное, перемежая слова стонами, как слабоумные, и в это время изо рта у них течет слюна. С другими случаются припадки падучей болезни, после чего они внезапно принимаются распевать во все горло, жестикулировать и плясать. Вайшнавы упражняются в подобных сверхэкстатических состояниях; то же самое делают представители некоторых мусульманских сект и африканские негры. Даже христиане порой страдают подобными расстройствами. У некоторых из них это обнаружилось, когда «дубтоб» в Дацзяньлу веселил местных жителей своими выходками.

Из-за китайско-японской войны Дацзяньлу наводнили беженцы, и все квартиры оказались занятыми. За неимением лучшего несколько иностранцев поселились в одной лачуге, расположенной довольно далеко от города. Каждый день с утра до полудня было слышно, как они громогласно орут, стенают и плачут. Сквозь щели в досках их барака было видно, что творится внутри, и местные жители, привлеченные шумом, не упускали случая подглядывать за чужаками. Они смотрели, как иностранцы (европейцы) бросаются на пол и неистово катаются с воплями и стенаниями. Таким образом они молились.

По округе расхаживал еще один редкий экземпляр из породы кампа; этот пожилой человек был профессиональным прорицателем (мопа). Он всегда ходил с длинной палкой, увенчанной трезубцем, с которого свешивалось множество разноцветных лент. Этот человек никогда не просил милостыню, одежда у него была опрятной, и, похоже, он далеко не бедствовал, хотя и не был богачом. Очевидно, клиенты, прибегавшие к его пророческому дару, достаточно щедро платили за услуги, так что он мог удовлетворять свои скромные потребности. Однако судьба вещуна, как и доля «дубтоба», была переменчивой: вероятно, его авторитет пошел на убыль, что отрицательно отразилось на благосостоянии. Когда я снова его встретила, он подвизался на какой-то маленькой заброшенной ферме сторожем. Старик остался таким же любезным и приятным в общении, как и раньше, и, казалось, ни в чем не нуждался.