По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов

подумали вызволить своего «отца-основателя», отбить, спасти от ужасной участи. Маршируют парадным строем, смотря на казнь своего прежнего кумира. Ни одного шевеления в душе против тотального доминирования накрывшей их Пиз… «звезды пленительного счастья». Люди как в мороке. Как в наркотическом трансе, во сне, в лабиринте отражений зазеркалья.

И я был в этом мороке. Зарекался же – ни-ни! Чуя, чем эта «зда-3,14» пахнет, какой пушной зверь ей кровный родич! Избегал же её! И бегал к ней! Сам же! Своими ножками! А писец, как всегда, подкрался незаметно.

Осуждаю ли я их, людей? Мне ли осуждать их?

А Матка Улья вышла на очередную ступень. Её возможности фазово возросли. Новый порядок на порядок окреп. А значит, и Пастух возвысился.

Катализатор, слишком хитрого засланца Сил Света, можно списать, как выполнившего целевую функцию. Не раскрывая непосвящённым обывателям секретности его сущности. Им ни к чему такие метафизические заморочки. Закричат: «Сложно, гля, сложно!» Обыватель и рад прозябать в счастливом неведении.

Тем более, когда уровень секретности «Перед прочтением – сжечь!» Так, на всякий пожарный случай, вешаем такой ярлык. А вдруг какой-то баран всё же задерёт голову, оторвавшись от кормушки и его, барана, остригания? Его простое сознание возмутится рябью грозящего усложнения осознанности бытия. Буянить будет! Баран! Взбаламутит стадо. Всё одно не поймёт же ничего, но графики приростов живой биомассы, стрижки бабла и планового забоя нарушатся. А некоторые козлы, типа Германского Графа, что считают себя «пастухами», даже обеспокоятся: «А как управлять стадом, если „они“ всё будут знать? Их же не получится наёживать!» Успокойся, козёл, не хотят они правды! Им нужна лишь кормушка высокого уровня потребления, твёрдость и преемственность стабильности плети пастуха и «звезда пленительного счастья» наркотического транса зазеркалья. Но штамп секретности поставить надо. На всякий пожарный: «Перед прочтением – сжечь!»

Исполнено! Горю! И плавлюсь!

И всё! Сгорел!

Мир стал бордово-чёрной горошиной пульсирующей боли. Настолько невыносимой, что…

Завершающее отступление

По мосту шли ряды «Усмешки Смерти». Гордо вскинув голову, с равнением на казнённого, корчащегося на огне. Специально чеканя шаг. Словно надеясь сломать мост, вызвав амплитудные его колебания. Но коробка за коробкой проходили, а мост держался, гудя, как от боли.

Верёвки, удерживающие сжигаемое тело, прогорели. Но не одновременно. Сначала одна. И тело нелепо вытянулось. Вот не выдержала и вторая верёвка. Неуклюжей куклой тело сползло на угли, как-то спружинило, перевернулось, перевалилось, продолжило сползать. И соскользнуло с моста.

Прохождение «Усмешки Смерти» было сорвано. А парадный строй нарушился. Вся многотысячная людская масса воинов и собравшихся зрителей качнулась к воде. Но лишь немногие видели, как сожжённые останки рухнули в воду. Некоторые потом утверждали, что воды реки даже один раз вынесли тело на поверхность, словно отторгая что-то чужеродное. Но остальные ничего не увидели. Останки казнённого отступника река похоронила, как каменную глыбу.

Именно как глыбу. Как камень. Камнем сожжённый ушёл на дно. И видимо погрузился в ил. Потому как этой же ночью нашлось немало ныряльщиков, желающих выловить тело. Или хотя бы отсечь себе кусочек, на память. Как амулет. Только останков этих никто так и не нашёл. Ни под мостом, ни ниже по течению.

Ну, пропало и пропало! Что ж теперь? Жизнь-то продолжается. Тем более война. Как-то всем было не до подобных отвлечённых обстоятельств. Продолжающееся течение событий полностью поглощало собой всех живущих, трудящихся, сражающихся. Своя рубашка завсегда ближе к телу. А своя шкура теплее, роднее, уютнее. И не подпалена.

А однажды ночью, вместо ржавого, искривлённого креста на чёрной тумбе, настолько прокопчённой, что ливни так и не могли отмыть этой черноты, явилось пересекающим реку путникам чудо.

Ладная, лёгкая, хотя и сделанная из тяжелого, твёрдого камня, воздушная фигурка, стоящая на чёрном кубе тумбы, на самых пальчиках одной изящной ножки. Чуть поджав вторую ножку, раскинув руки, с парящими волосами и лентами подола, она, казалось, парила над рекой, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза на легкоузнаваемом лице утончённой красоты.

– Матерь! – шептали люди, склоняя головы, некоторые преклоняя колени. – Матерь Драконов!

А позже, сплёвывая, украдкой, когда никто не видит:

– Убийца! Ведьма!

Хотя некоторые, явно неизжитые злопыхатели утверждали, что люди оговаривались и вместо Матери Драконов именовали статую Матерью Смерти! Что вообще уже ни в какие ворота!

Но с годами и первое, и второе становилось всё реже. Спадал накал и восхищения, и ненависти. Людям как-то не хотелось поминать произошедшее, ещё меньше им хотелось рассказывать об этом. Почему-то людям было не то чтобы совестно (для этого совесть надо иметь), а стало как-то неприятно об этом вспоминать.

И, казалось бы, что такого? Каждый день вокруг происходили и более безумные, более массовые и более жестокие события. Люди и до, и после сжигались живьём. С них сдирали шкуры заживо, сотнями распинали на перекладинах вдоль дорог, сотнями приносили в жертвы. Мир жесток. И населён людьми с ожесточёнными, до кремниевой жёсткости, сердцами. Но вот этот конкретный случай людям был неприятен для поминания. И никто не пытался рефлексировать по поводу причин этой неприязни. Не вспоминали и всё! Так легче. Так проще.

Потому события эти быстро выветрились из памяти людской.

А вот восхищение ладной фигуркой, парящей в восходящих от реки воздушных потоках, сверкающая в лучах Светила чудесным, гладким, как стекло, и прочным, как сталь, покрытием осталось. Только самой статуей, без контекстов. Красиво же!

И спустя буквально одно поколение эту фигурку называли просто Дева Реки. А путепровод именовали Мост Летящей Девы. И это название люди знали больше, чем официальное, написанное на картах и в государственных грамотах.

Тем более что к тому времени уже мало кто мог поведать о перипетиях случившего здесь, даже если бы возжелал этого. Мало кто помнил не то что имена, но и самих действующих лиц этой драмы и трагедии, настолько всем хотелось забыть всё это. Некоторые из этих действующих лиц были в своё время столь могущественны, что не только способны решать судьбы целых стран, сдвигать с места целые народы и бросать на смерть целые армии, стирая в пыль целые города и даже государства, но и на момент свершившегося были неуязвимыми и бессмертными. То есть вечными. И им в тот момент уже поклонялись, как богам.

И вот никто не помнит их имён. Их время ушло. Наступили новые времена. На слуху были другие имена Великих, гремели их свершения. И их восхождения, их падения, ошибки и свершения, взлёты и низвержения. И эти новые герои тоже думают, что они бессмертные боги.

И лишь чернота тумбы и